Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири
Шрифт:
Показательным примером здесь может служить Томск. Никому не надо рассказывать, сколь значительную роль играли поляки в жизни Томска и Томской губернии во второй половине XIX в. Об этом свидетельствуют хотя бы публикации Василия Ханевича [6] или же издание, являющееся результатом научной сессии, организованной Антонием Кучиньским [7] . Однако в российских воспоминаниях того времени упоминания о поляках практически не встречаются [8] .
6
Поляки в Томске (XIX–XX вв.), сост. В. А. Ханевич. Томск, 2012. 686 с.
7
Polacy w nauce i kulturze Tomska i Syberii Zachodniej, red. A. Kuczy'nski, M. Marczyk. Wroclaw, 2008. 436 c.
8
См.: Томск и томская земля в
Анализируя различные библиографии, такие как, например, монументальная библиография российских воспоминаний, подготовленная коллективом под руководством Петра Зайончковского [9] , или библиография сибирских воспоминаний, составленная Натальей Матхановой [10] , нельзя не заметить, что среди авторов воспоминаний мы найдем пропорционально очень мало представителей сибирских старожилов, то есть людей, живших в Сибири уже долгое время. Нам сложно ответить на вопрос, являлось ли это следствием сравнительно низкого уровня образования жителей Сибири, и ввиду этого их ограниченных культурных и, в частности, литературных устремлений, или же они просто считали свою повседневную жизнь серой и не заслуживающей описания.
9
История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях, ред. П. А. Зайончковский, в 5 т. М., 1976–1989.
10
Матханова Н. П. Сибирская мемуаристика XIX века. Новосибирск, 2010.
Авторами подавляющего большинства повествований были, в первую очередь, политические ссыльные, а также лица, проведшие в Сибири относительно немного времени, которых можно назвать путешественниками.
Для авторов, относящихся к первой из указанных групп мемуаристов, поводом к созданию повествования могло служить убеждение, что они участвовали в чем-то важном, о чем следует поведать потомкам. Имел здесь также значение и тот факт, что большую часть ссыльных составляли люди, получившие хорошее образование, а значит, окончившие высшее учебное заведение или студенты. Было это характерно и для второй группы авторов. Стоит также помнить, что часть представителей путешественников отправилась в Сибирь именно с целью изучения тамошних реалий и то, с чем они встретились на месте, было для них ново, а, следовательно, естественным образом интересно и достойно описания.
Для нашего исследования наиболее полезными и интересными с познавательной точки зрения явились повествования, созданные политическими ссыльными. Эти тексты явно преобладают, составляя двенадцать из шестнадцати представленных произведений.
Среди авторов этих воспоминаний были российские подданные, сосланные в Сибирь практически в то же самое время, что и ссыльные участники Январского восстания, то есть в шестидесятые годы XIX в., по преимуществу члены первой «Земли и воли». К их числу принадлежат Василий Берви-Флеровский [11] , Лонгин Пантелеев [12] и Сергей Стахевич [13] .
11
Берви-Флеровский В. В. Три политические системы: Николай I-й, Александр II-й и Александр III-й. [Лондон], 1897. 543 с.
12
Пантелеев Л. Ф. Воспоминания. М., 1958. 848 с.
13
Стахевич С. Среди политических преступников // РГАЛИ. Ф. 1337. On. 1. Ед. хр. 243. 505 с.; Он же. В медвежьих углах // РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 1. Ед. хр. 244. 785 с.; Он же. Среди политических преступников // Былое. 1923. Т. 21. С. 63–86; Он же. Воспоминания. В Тобольской тюрьме // Былое. 1923. Т. 22. С. 112–134.
Следующую группу составляют лица, сосланные за участие в народническом движении в конце семидесятых – восьмидесятых годах XIX в. К ней можно отнести Ивана Белоконского [14] , Михаила Овчинникова [15] , Константина Станюковича [16] и Николая Вишневецкого [17] .
Позднейшие ссыльные если и писали о поляках, то скорее о тех, которые были сосланы за деятельность в социалистических организациях. Происходило так, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, после амнистии 1883 г. ссыльные участники Январского восстания не были в сибирском обществе столь заметны. Во-вторых, даже с теми, кто решил не покидать Сибирь, сосланные после 1883 г. имели ограниченный контакт, поскольку являлись лицами, приговоренными к каторге. Они редко сталкивались с обычными жителями Сибири, каковыми стали со временем участники восстания 1863 года. Это четко можно проследить на примере автобиографического романа Владимира Короленко [18] . Фрагментов, посвященных польским ссыльным, в этом тексте гораздо больше, чем мы поместили в нашем издании, однако, они касаются лиц, сосланных в Сибирь за связь с социалистическим движением на рубеже семидесятых и восьмидесятых годов XIX в.
14
Белоконский И. П. По тюрьмам и этапам. Очерки тюремной жизни и путевые
15
Овчинников М. П. Из воспоминаний моей канской ссылки // Сибирский архив. 1913. № 4. С. 191–198; № 5. С. 248–266; № 9/11. С. 398–412.
16
Нельмин Л. [Станюкович К. М.]. В далекие края. Путевые наброски и картины // Русская мысль. 1886. № 1, 2, 4,12.
17
Вишневецкий Н. Ф. Енисейская ссылка в 1878–1893 гг. // Каторга и ссылка. 1930. Кн. 8/9 (69/70). С. 157–175.
18
Короленко В. Г. История моего современника. URL:korolenko_w_g/text_1921_istoriya3_oldorfo.shtml (дата обращения: 21.01.2018).
Стоит здесь также обратить внимание на то, что упомянутые обстоятельства отразились на детальности описаний. Лицам, прибывшим в шестидесятых годах, даже при всем желании, тяжело было бы избежать встреч с польскими ссыльными, которых в то время в Сибири было столь много, что авторы повествований встречались с ними на каждом шагу, а часто, как Сергей Стахевич, жили среди них несколько лет. Нет ничего удивительного в том, что их описания пространны и полны интересных деталей.
Упоминания о польских ссыльных в сочинениях авторов второй группы гораздо более лаконичны, но не менее интересны. Если Василий Берви-Флеровский, Лонгин Пантелеев и Сергей Стахевич описывали жизнь и проблемы ссыльных участников Январского восстания в первые годы пребывания в Сибири, то в текстах российских ссыльных восьмидесятых годов мы можем найти упоминания о тех поляках, которые остались в Сибири, как правило, по доброй воле.
Факт отбывания наказания в Сибири, несомненно, повлиял на содержание сообщений, которые русские ссыльные оставили о польских ссыльных. Русские ссыльные считали поляков революционерами и своими союзниками в борьбе с общим врагом, а польских ссыльных – товарищами по несчастью. Они относились к ним если не с симпатией, то, по крайней мере, с сочувствием. В силу этого, сложно на основании их повествований и впечатлений делать далеко идущие выводы об отношениях к ссыльным полякам других жителей Сибири. Тем не менее, эти сообщения являются столь важными, что их нельзя не упомянуть.
Абсолютным исключением в данном отношении является работа Сергея Анисимова, сосланного в Сибирь уже в 1906 г., посвятившего польским ссыльным практически все свое произведение. Важным является то, что опирался он не только на сведения из вторых рук, но также и на личное общение с последними из ссыльных, живших в городе Ялуторовске. Наверное, никто столь точно и интересно не описал судьбы этих старичков, часто сгорбленных и беззубых, которые продолжали жить повстанческим прошлым, продолжали тосковать по родине, идеализировали ее в своих представлениях, временами грубо развенчиваемых польской действительностью. Все это привело нас к решению опубликовать это сочинение целиком.
Чрезвычайно интересными были бы, без сомнения, воспоминания о польских ссыльных, написанные сибирскими чиновниками, которым приходилось сталкиваться с поляками в шестидесятых – восьмидесятых годах XIX в. К сожалению, единственным источником подобного рода, в котором нам удалось обнаружить краткое упоминание о ссыльных, была автобиография генерал-губернатора Западной Сибири Александра Дюгамеля [19] . Среди историков бытует мнение, что после себя оставил мемуары также тобольский губернатор Александр Деспот-Зенович, однако никто не может их найти [20] . Отдельные фрагменты, посвященные полякам, можно обнаружить в воспоминаниях Евгения Корша [21] и Василия Мерцалова [22] , описывающих события уже рубежа семидесятых и восьмидесятых годов XIX в. Однако это лишь скупые, не превышающие по объему несколько предложений замечания о наличии в рядах сибирской администрации бывших ссыльных.
19
Автобиография А. О.Дюгамеля // Русский архив. 1885. Год 23. Вып. 10. С. 184.
20
См.: Nowi'nski F. Despot-Batoszy'nski-Zenowicz Aleksander. URL:polskipetersburg.pl/hasla/despot-batoszynski-zenowicz-aleksander (дата обращения: 21.03.2018).
21
Корш Е. В. Восемь лет в Сибири // Исторический вестник. 1910. Т. 120. № 5. С. 423–449; № 6. С. 806–834; Т. 121. № 7. С. 27–57. Евгений Корш до того, как начал работу в сибирской администрации, также был ссыльным.
22
Мерцалов В. И. Мимоходом. Моя губернаторская эпопея // Русская старина. 1917. Т. 169. № 1. С. 141–150; Т. 170. № 4/6. С. 14–33; Т. 171. № 7/9. С. 38–89.
Лишь одно из публикуемых нами сообщений принадлежит к эпистолярному жанру – это фрагменты писем Антона Павловича Чехова, написанных во время путешествия по Сибири. Других значимых для нашей темы подобных материалов нам обнаружить не удалось. Исключением здесь будут являться письма-доносы как на самих ссыльных, так и на якобы покровительствующих им чиновников, которые мы поместили в первой части сборника.
Только один из издаваемых документов был создан обычным, если можно так выразиться, жителем Сибири, то есть человеком, не бывшим ни ссыльным, ни путешественником, ни чиновником. Таковым текстом является фрагмент исследования Николая Васильевича Латкина о Енисейской губернии. Мы не поместили отрывок, касающийся польских ссыльных, в третьей главе сборника, поскольку он был написан на основании не архивной работы, а личных наблюдениях автора.