Учебник выживания для неприспособленных
Шрифт:
Сейчас все пойдет очень быстро.
Сейчас будет много шуму.
Внизу, на улице, одна из фигурок положила на землю две маленькие коробочки, а две другие фигурки накрыли их большим куском упаковочного картона, и только их и видели.
Это был самый тонкий момент плана: если кто-то вздумает перейти улицу в этом месте и наступит на картон, немедленно сработают две северокорейские противотанковые мины АТМ-71, и тогда смесь тринитротолуола и гексогена взорвется псу под хвост.
Но если не считать медленно приближавшегося фургона с сопровождением, улица была пуста. Белому подумалось, что Бога нет, и такая удача на стороне бандитов есть лишнее тому доказательство, и это подтверждение словно
Он взял большой противотанковый гранатомет РПГ-7 и крепко примостил его к плечу. Это была старая модель прошлого века, краска на ней облупилась, на металлических частях там и сям проступили пятна ржавчины. От него исходил слегка тошнотворный запах пороха, но это было надежное оружие.
И обошлось недорого.
Меньше сотни евро плюс обещание подкинуть немного травки внуку бывшего бойца ХАМАСа.
Первый сопровождающий джип уже приближался к куску картона. Белый с минуту наслаждался этим удивительным покоем, всегда предшествующим хаосу, потом посмотрел вниз, на взрыв.
Белая вспышка, следом большой огненный шар и следом, с легким отставанием, грохот. Он ясно увидел, как бронированный джип подскочил на метр и упал, как донер-кебаб, обугленный и дымящийся, в пылающий кратер.
Ехавший за ним фургон затормозил так резко, что в него почти врезался второй джип. Вертолет накренился вправо и заложил нервный круг, оказавшись прямо над улицей. Четыре дверцы джипа распахнулись одновременно с элегантностью пловчих на соревнованиях по синхронному плаванию. Белый вздохнул, прицелился и выстрелил в ту самую секунду, когда показалась тень дула пистолета-пулемета МР5. Граната пролетела со скоростью сто восемьдесят метров в секунду, сопровождаемая в полете характерным свистом и запахом скипидара. С дьявольской точностью она попала в салон машины. Словно накрытый невидимой гигантской рукой, джип развернулся и с разгона врезался в припаркованный грузовичок доставки.
Не больше десяти секунд прошло с первого взрыва, но Белый мог бы поклясться, что миновала половина вечности.
Однако еще оставалась работа.
В трехстах метрах ниже, на уровне хаоса покореженного дымящегося железа, Черный и Бурый выпрыгнули из припаркованной поодаль машины. В огнеупорных комбинезонах, отливающих серебром, они походили на первых космонавтов станции «Союз». Белый увидел, как их силуэты разделились, один направо, другой налево, держа в передних лапах коктейли Молотова, где пенополистирол растворялся в литре бензина, образуя смесь, липкую, как акациевый мед.
Черный прицелился в ветровое стекло, чтобы пламя ослепило водителя, Бурый в вентиляционные решетки, чтобы заставить выйти находившихся внутри людей.
Белый услышал, как вдали завыли сирены. Нормально, это было предусмотрено. В вертолете наверняка подняли тревогу. Он поднял глаза — железная махина по-прежнему висела над головой в стационарном полете, и пользы от нее было не больше чем от утюга в спасательной шлюпке. Тем временем двери фургона, и передние, и задние, открылись, и Серый приступил к работе.
Он тщательно прицелился и открыл огонь. Почти безмолвно штурмовая винтовка выплевывала свои двенадцатимиллиметровые патроны, специально разработанные, чтобы убивать человека на расстоянии двух километров. С трехсот метров они прошивали пуленепробиваемый жилет легко, как хлопковую футболку. Четверо мужчин упали.
Вот и кончено.
Бурый и Черный осторожно приблизились к пылающему фургону. Вошли внутрь, вышли с большими двадцатикилограммовыми чемоданами, по два на брата, и скрылись в подъезде небольшого жилого дома.
Все получилось.
В лучшем виде.
Белый в последний раз посмотрел на вертолет и отложил гранатомет,
Оружие им больше не понадобится.
И они побежали.
На четырех лапах, чтобы быстрее.
Жан-Жан родился под резковатым неоновым светом безымянного родильного дома рядом с погрузочной платформой большого торгового центра. Жизнь ему предстояла, по крайней мере в начале, относительно похожая на жизнь всех его ровесников: он вырос с родителями, на пятидесяти квадратных метрах, которые архитектор ухитрился разделить на частично оборудованную кухню, столовую, гостиную, ванную с туалетом, две спальни и террасу, ширины которой как раз хватало, чтобы выставить мусорные мешки, когда они наполнялись. Первые три года своей жизни он проводил долгие дни в перегретых яслях, где пахло капустой с семи утра, мочой с часа дня и жавелевой водой все остальное время.
Подобно большинству других детей, как только в его мозгу сформировались понятия прошлого и будущего, он долго жил на границе реального мира и мира грез. Он был птицей, парил над городом и садился на крыши высотных домов, он дрался с трехглавым драконом, одна голова которого изрыгала огонь, он вел машину на ядерном реакторе по кухонному линолеуму между ног матери. Видя и слыша родителей, возвращавшихся домой после рабочего дня, он чувствовал, что жизнь — испытание, столь же тяжкое, как долгая ангина: его мать обновляла ассортимент в отделе быстрого питания крупного торгового центра, раскинувшегося в двух шагах и окруженного диковинной аурой всемогущества, подобно святому месту. Он видел, как она уходит каждое утро и возвращается каждый вечер, вымотанная рабочим ритмом, жестким графиком, неизменно агрессивным начальством. Она не была создана для этого. Ее родители выбрали генетический код среднего показателя торговой марки «Пионер-геном», не самый крепкий организм, предназначенный работать тридцать пять часов в неделю в тихом офисе, а не пятьдесят расставлять сандвичи в холодильниках. При мысли о матери вплоть до сегодняшнего дня перед его глазами сразу вставал образ женщины с бледным лицом, отчаянно пытающейся вырастить грядку базилика на террасе, выходящей на север, словно повинуясь древнему инстинкту, сохранившемуся с тех времен, когда люди любили окружать себя живым и съедобным.
Отец же занимал малопонятную должность отраслевого менеджера в компании, занимающейся поставкой кондитерских изделий на кассовые аппараты. Дома родители все делали быстро, потому что домашние дела тоже были обязанностями, напоминавшими им рабочие: накрыть на стол, разогреть еду, убрать со стола, включить посудомоечную машину, постирать, погладить рубашки, искупать Жан-Жана и, наконец, уложить Жан-Жана. После этого они были свободны. Включали телевизор, смотрели разные каналы наобум и часто засыпали перед голубым экраном, точно изнуренные лошади, перепахавшие за день гектары земли.
Родители жаловались на жизнь, на что они только не жаловались: на некомпетентного поставщика, на отсутствующего заведующего сектором, на тирана директора торговой зоны, на блатного начальника отдела продаж.
Они много работали, быстро старели и, ворча, оплачивали счета, по их мнению, непомерно завышенные и слишком многочисленные.
Его первой мечтой, как только в детском мозгу сформировались понятия прошлого и будущего, было, нарядившись в костюм волшебника, стать всемогущим и вершить справедливость. Тогда он мог бы наказать хулиганов, которые поджигали в доме почтовые ящики, мочились в лифте и гадили на лестничной клетке. Он мог бы раз и навсегда внушить соседу, что собака существует не для того, чтобы срывать на ней злость с помощью бамбуковой палки, и мог бы раз и навсегда решить проблему с неизбежными тумаками и шишками на школьном дворе.