Учебный роман
Шрифт:
Не думаю, что это называют нормальными отношениями. Хотя никто не знает, что такое норма. Но тем не менее люди все равно как-то сходятся. Если задуматься, то это же чудо, блин, какое-то.
Возьмем, к примеру, моего дядю Томми. Мы в прошлые выходные ездили к бабушке, пришел и он. Когда бабушка, как обычно, подавала закуски – сельдерей и копчушки (это, если вы не знаете, маленькие сосиски в соусе, похожем на шашлычный. В общем, такое ощущение, что миска полна маленьких отрезанных пенисов), – она объявила, что придет и дядя Томми, да не один. И сказала,
Ну вот, звонок в дверь. Когда папа открыл, я реально офигела. Это был, несомненно, дядя Томми, но выглядел он совсем не так, как раньше. Он смотрелся просто прекрасно. Причесанный. Побритый. В рубашке и брюках. Но дело не только в том, что он стал лучше следить за собой. Он теперь… просто светился.
Бабушка спросила:
– А где твоя пара?
Дядя Томми ответил:
– Там, на улице. Но сначала я хочу вам кое-что сказать. Мы не просто друзья. Мы встречаемся. Мы любим друг друга.
Бабушка разволновалась, но от радости:
– Ой, Томми! У тебя появилась женщина! Я так за тебя рада. – И все такое.
Но дядя Томми притих. А потом сказал:
– Его зовут Алан. – Он сделал шаг в сторону, в дом вошел неописуемой красоты темноволосый мужчина. А глаза – точь-в-точь как мамина нефритовая подвеска, клянусь.
И бабушка говорит:
– Так это не та подруга? А где же Элен?
Красавчик едва сдержал улыбку. Дядя Томми ответил:
– Нет, мам. Не Элен. Алан. Мам, я гей.
Бабушка расплакалась и убежала, но вернулась минут через пять и осмотрела Алана с головы до ног. Потом сказала:
– Так, значит, ты не Элен. Работаешь?
Алан:
– Да, мэм. Я архитектор.
Бабушка:
– Болен чем-то таким?
Алан:
– Нет, абсолютно чист.
Бабушка:
– Давай-ка проясним два момента, мистер Абсолютно Чистый Архитектор. Во-первых, если обидишь моего мальчика – физически или морально, – я тебе ноги повыдергиваю. А во-вторых, я категорически запрещаю кому-либо называть меня «мэм». Я не старуха какая-нибудь. Можешь звать меня Агнессой.
Алан:
– Спасибо, Агнесса.
Бабушка:
– Иди возьми копчушку, Элен.
Папа расхохотался. Алан тоже посмеялся, но вежливо отказался, потому что он вегетарианец.
– Вегетарианец? – вскричала бабушка. –
– Нет, мам, – ответил он. – Я не против мяса.
Папа буркнул:
– Уж не сомневаюсь. – И мама стукнула его по руке.
Дядя Томми говорит:
– Мам, прости, если причинил тебе боль.
– Боль? Я сорок три года смотрела, как ты страдаешь. И сама мучилась из-за этого. Вот тогда было больно. А теперь, столько лет спустя… Мне, Томас Дэниель Шихан, уже не больно. Нет. Мне теперь легче. Жаль только, что целых сорок три года прошло впустую. – Она обняла дядю Томми и прошептала: – Малыш. Мой мальчик.
Момент мог бы стать прекрасным – хоть и странноватым, – знаменательным событием в нашей семье, если бы папа не сказанул:
– Погоди-ка. Так ты что, все это время знала, что он гей?
Она ответила:
– Мать знает своего сына.
Дядя Томми поцеловал ее в щеку:
– Спасибо, мам.
Папа сказал:
– Мне надо выпить. – Он налил большой стакан виски и плюхнулся на диван.
Мама села рядом с ним, взяла у него стакан, отпила большой глоток и вернула ему. Папа обнял ее и прижал к себе. Казалось, они только что поговорили о чем-то важном, хотя не произнесли ни слова вслух. Папа как будто сказал: «Не знаю, что и делать в такой ситуации». А мама ответила: «Я понимаю. Тебе непросто. Но я рядом». И папа: «Спасибо. За это я тебя и люблю».
Странно.
Но погодите! Потом стало еще интереснее. Через некоторое время мы с папой остались за столом вдвоем, он к тому времени выпил еще несколько стаканов виски. И был уже абсолютно никакой. И вот он поворачивается ко мне и говорит:
– Фиона, ты же не лесбиянка?
Я:
– Что?
Пьяный папа:
– Ну, парня у тебя никогда не было. И ты не очень… ну, не как все девочки.
Я:
– Ну спасибо, папочка.
ПП:
– Нет-нет-нет-нет. Я вовсе не хотел сказать, что ты какая-то не такая.
Я:
– Хорошо-о-о…
ПП:
– Не хочу, чтобы ты думала, что тебе нельзя быть такой, какая ты есть на самом деле, и что мы не будем любить тебя такой, какая ты есть, и что тебе нужно быть кем-то другим, кем ты быть на самом деле не хочешь, только ради нас, этого мы не хотим. Понимаешь?