Учебный роман
Шрифт:
Или все же знал?
А вдруг Марси ему рассказала? Нет, она бы этого не сделала. Или сделала? Она ведь еще хуже со мной поступила. Могла ли она разболтать и об этом?
От мысли о том, что Джонни Мерсер может знать о моих чувствах к Гейбу, у меня в груди разгорелось пламя. Но почему? Какая мне вообще разница, что обо мне думает Джонни Мерсер? Я не понимала. Мне лишь казалось, что, если Джонни узнает, что я была влюблена в Гейба, я никогда не смогу ему больше в глаза смотреть. Вообще никогда.
Но все это было так абсурдно.
Не иначе как ПМС.
Глава
К счастью, следующая неделя была короткой – из-за Дня благодарения. А в среду я сказала маме, что у меня ужасно болит живот, поэтому тоже не пошла в школу. В четверг к нам приехали дядя Томми с Аланом и привезли с собой бабушку. Мы объелись и напились (ну, папа уж точно) и стали слушать его старые пластинки на древнем проигрывателе, который он все никак не хотел убирать из гостиной.
Дома было уютно, пахло индейкой, а на улице, казалось, вот-вот пойдет снег. Папа растянулся на диване и пел: «Об-ла-ди, Об-ла-да», и тут дядя Томми объявил, что им пора домой.
Пока они с Аланом одевались и прощались с моими мамой и папой, бабушка взяла меня за руку и увела в гостиную.
– У меня для тебя есть сюрприз, – прошептала она и извлекла из своей стеганой сумочки маленькую красную кожаную коробочку. Открыв крышку, она протянула коробочку мне: – Хочу отдать это тебе.
Там было два золотых кольца – одно с единственным камушком, а у второго бриллианты шли по всей окружности. Я сразу же их узнала.
– Бабушка, – сказала я, – я не могу их взять. Это же твои обручальные кольца.
– А ты – моя единственная внучка.
Я покачала головой:
– Они же твои. Может, тебе еще захочется их надеть.
– Нет, – ответила она и погладила своей бугристой рукой меня по волосам. А потом по щеке. А потом коснулась ложбинки на собственной шее. – Я больше не замужняя женщина.
– Но вы же с дедушкой не развелись.
Глаза у бабушки налились слезами, она моргнула:
– Нас разлучила смерть.
Я не могла этого понять. Я думала, что даже после того, как дедушка умер, бабушка в сердце остается его женой. Они прожили вместе почти пятьдесят лет. Я полагала, что она не носит этих колец, потому что у нее суставы распухли. Не может же она так просто обесценить столько лет совместной жизни. Или она была с ним несчастлива?
– Они тебе что, не нужны? – спросила я.
Бабушка показала на свои глаза:
– Мне кольца не нужны. Я и без них твоего дедушку не забуду. Он всегда со мной. – Потом она закрыла глаза и показала на сердце: – Всегда. – Бабушка снова открыла глаза. – Для меня это лишь сувениры. Пусть будут у тебя, чтобы ты почаще думала о нас.
Значит, они любили друг друга. Все пятьдесят лет. Полвека. Такого огромного промежутка времени я себе даже представить не могла.
– Но ведь я тоже и без колец буду помнить вас, – ответила я.
Слышно было, что дядя Томми и Алан уже собрались.
Бабушка вложила коробочку мне в ладонь:
– Бери. Теперь они твои.
У меня к глазам подступили слезы. То есть плакать мне не хотелось, но казалось, что бабушка как будто прощается со мной. Я сжала коробочку в руке и нежно обняла ее.
– Спасибо, – сказала я ей на ухо. От нее пахло розами.
Перед тем как лечь спать, я спрятала бабушкину коробочку
Четверг, 28 ноября
Вот что я узнала о супружеской жизни за эту неделю.
1. Надо выходить за того, кому твои личные качества нравятся, а не за того, кто считает их погаными особенностями твоего характера.
2. Выходить надо за того, кому нравится, какая ты внутри, а не за того, кто заставляет тебя становиться тем, кем ты не являешься.
3. И ты сама должна так же относиться к мужчине, за которого собралась замуж.
4. Если ты найдешь человека, который соответствует пунктам 1, 2 и 3, тогда можешь считать, что устроилась в жизни. Но будь готова к тому, что супруг может умереть, унеся с собой часть твоей души.
5. Но он оставит и часть своей души с тобой. Это, пожалуй, хорошо.
Глава двадцать первая
Снег шел два дня. Мокрый и липкий. К вечеру субботы все было покрыто белым и холодным неровным полотном. Это были праздничные выходные, плюс я страшно злилась почти на всех, кого знала, так что планов на вечер у меня не имелось. Поэтому я легла в постель, около тысячи раз прослушала «Под защитой твоих рук» на стерео (Айпода-то у меня больше не было) и снова как следует поплакала из-за Марси. Потом порыдала из-за того, что наговорил мне Тодд. Я поверить не могла, что он так жестоко со мной обошелся. По-настоящему жестоко, а не играя, как раньше. Это было не похоже на него. Думая об этом обстоятельстве, я могла прийти лишь к одному заключению – возможно, он был прав.
Может, я действительно бесчувственный сноб?
Может, я сама оттолкнула Марси, потому что не хотела замечать появившиеся у нее чувства к Гейбу? Может, я просто ни разу не задумывалась о том, что могу вообще не казаться ему привлекательной. Ведь действительно не задумывалась. Наверное, это можно расценивать как бесчувственность.
И наверное, можно сказать, что с Амандой я действительно вела себя как сноб. Я ведь относилась к ней как к тупой блондинке. Со стороны, скорее всего, казалось, что я считаю ее хуже себя самой. А это и есть снобизм. Бесчувственный, стервозный сноб, осуждающий всех вокруг. Вот это была я. Казалось, что кто-то подкрался ко мне сзади и ударил поленом по затылку, и из моих глаз опять хлынули слезы.