Ученица Калиостро

Трускиновская Далия Мейеровна

— Значит, свидетелями самоубийства были трое? Госпожа де Гаше, господин фон Гомберг и слуга покойного? — уточнил Маликульмульк.

— Именно так, — подтвердил Мей и застыл с приветливой полуулыбкой, в красивой позе, хоть сейчас в Версаль.

Маликульмульк посмотрел на игрока с некоторой завистью — тот был вышколен превосходно и умел говорить про убийство с такой небрежной элегантностью, словно бы речь шла о перемене погоды. Нетрудно было вообразить, как он умеет сразу вызвать симпатию у намеченного в жертвы простака.

— Господин Крылов, из этих троих свидетелей господин фон Гомберг

уже не на моей стороне. Видите — он исполнил просьбу Мея и привез меня сюда насильно, выманив из дома, где я… где меня…

— А слуга господина Дивова?

— Слуга сбежал, — ответил Андре. — Он крепостной, а все крепостные только и думают, как бы сбежать. Скорее всего, он в порту уговорился с матросами, и я не удивлюсь, если он уже в Америке. Что касается меня, то я… я не совсем свидетель. Если дойдет до беседы с полицейскими сыщиками, я скажу то, что было на самом деле: мы пошли к дальнему концу пруда втроем в сопровождении этого дивовского слуги. Дивов был недоволен моим присутствием, он хотел говорить с госпожой графиней наедине, и я отстал. Я даже ненадолго потерял их из виду, и вдруг услышал крик госпожи графини и сразу за этим криком прозвучал выстрел.

— Теперь вам ясно? — спросила Мартышка. — Все против меня! О том, что у меня не было ни малейшей причины убивать бедного молодого человека, никто не говорит! О том, что не было причины подсыпать яд фон Бохуму, тоже молчат! А у господина Мея такая причина была! Вы спросите этих господ, куда делись деньги, которые выиграл у них фон Бохум?

— И куда же делись эти деньги? — послушно повторил Маликульмульк.

— Об этом лучше спросить госпожу графиню, — первой сказала Эмилия. — Это же она отпаивала умирающего каким-то снадобьем и оставалась с ним наедине. Хотела бы я знать, что было в той кружке!

— Вы бы все равно не поняли, что это. Составлять противоядия меня выучил господин Калиостро! — высокомерно ответила Мартышка.

— Но было ли ваше средство противоядием? — спросил Мей. — Как это теперь проверить, господа?

— Проверить могу я. Мой друг Давид Иероним Гриндель — известный химик. Если госпожа графиня даст мне это противоядие или хотя бы рецепт, я пойду к Гринделю, и он скажет правду, — объявил Маликульмульк. — Но я сделаю это лишь завтра днем. А когда он даст ответ — тоже неизвестно.

— Не торопитесь беспокоить Гринделя, — вмешался фон Димшиц. — Я сам могу написать вам превеликое множество рецептов, моя злосчастная болезнь сделала меня опытным аптекарем. Но откуда мы знаем, что именно было в той кружке, из которой графиня поила фон Бохума?

— Вот видите! — воскликнула Мартышка. — Все, все против меня! Я же предупреждала вас! Если бы не вы — они заставили бы меня выпить яд, а мое тело вывезли и бросили в реку! Кто бы стал меня искать?

Маликульмульк посмотрел на игроков — на невозмутимого Мея, на страдальца фон Димшица, растиравшего себе живот, на вдруг подобравшуюся и сжавшую кулаки Эмилию, на кавалера Андре… этот отвернулся и повесил голову…

Похоже, Мартышка была права.

— Значит, во флаконе — яд… — задумчиво произнес Маликульмульк. — А отдайте-ка вы его мне. Так будет разумнее.

— После чего мы никогда не увидим ни флакона, ни яда! — выкрикнула Эмилия. —

Нет, Леонард, Иоганн, нет, нельзя отдавать ему флакон! Она же обведет его вокруг пальца! Вы что, не понимаете?!

— Эмилия права, госпожа графиня уж придумает, как выманить этот флакон, — согласился с подругой фон Димшиц.

— Да на что он мне? Я же не собираюсь никого убивать! А кому-то из вас он нужен! Неужели вам, Эмилия? — спросила Мартышка. — Вы поместили туда все свои запасы отравы?

— Да будь ты проклята! — не выдержала Эмилия.

— И новой негде взять?

— В самом деле, господин Крылов, заберите эту мерзость, и пусть она хранится у вас, — сказал Мей. — Лично мне отрава не нужна. И в полицию мы, сами понимаете, не пойдем. Если нас покинут разом госпожа де Гаше и флакон, я буду только рад.

— Эмилия права, эта чертовка найдет способ вернуть себе флакон, — возразил фон Димшиц. — Умнее всего было бы выбросить его в реку.

— Коли угодно, я выброшу его в городской ров, — предложил Маликульмульк. — Когда буду возвращаться в крепость.

— Если вы дадите слово, что флакон попадет в ров, — вдруг сказал фон Гомберг.

— А что значит слово? Он же один отсюда не уйдет! Он заберет с собой эту тварь. А она вытащит у него флакон — он и не заметит! — воскликнула Эмилия.

Маликульмульк мысленно поблагодарил ее — действительно нужно увести отсюда Мартышку. Иначе этот несуразный ночной спор добром не кончится. И тут его осенило.

— Послушайте, господа! Я вижу, двое из вас за то, чтобы я забрал флакон, а двое — против. Так давайте разыграем его, ну хоть в фараон! И это действительно будет воля Божья — если я сам стасую колоду.

В этот миг все переменилось.

Как будто Маликульмульк сам себе протер глаза краем звездной епанчи…

Комната, освещенная лишь двумя свечами, исчезла, растворилась, ее не стало. Не только дальние углы, но и стена, у которой стоял Андре, и спинки стульев, и оконное стекло — все сгинуло. Остался стол и пространство на нем, куда метать карты. Засветился золотым блеском флакон с ядом. И преобразились лица.

Только что Мей блистал невозмутимостью, фон Димшиц изображал страдание, Эмилия даже не пыталась скрыть злость, Андре — загадочную растерянность. И вдруг они сделались одинаковы — как будто спали, погрузившись в дурной сон, и вдруг их разбудили, освободили. В глазах у игроков вспыхнул тот хищный восторг, который был хорошо знаком Маликульмульку. Не раз он видел эту то ли ярость, то ли радость — черта с два поймешь — у людей, решившихся поставить на карту все. Видимо, он и сам был таков, только ни разу не догадался, приступая к карточному столу, поглядеть на себя в зеркало, глаза в глаза.

А ему-то казалось, что для здешних немцев, будь они хоть какие гениальные шулера, игра — всего лишь ремесло…

В преображенном мире вспыхнули искры: золотые нити в головной повязке Эмилии, полускрытой завитыми букольками, золотые точки на пуговицах Мея…

— Итак? — спросил Маликульмульк.

— Ну что ж, — первым ответил фон Димшиц, заметно оживившись. — Это решение мне по вкусу.

— Вот колоды, — Эмилия взяла с подоконника большую шкатулку.

— Так фараон или штосс? — задал важный вопрос Мей.