Ученица
Шрифт:
Я сходила с ума. Прошло уже несколько дней после того как сознание вернулось и больше не покидало тело. Большую часть времени я спала. Посещающий меня ежедневно лекарь, говорил, что это необходимый целебный сон. Он вообще много чего говорил. Пытался вызвать меня на диалог в те краткие моменты моего бодрствования. Но я молчала. Не хотела, не знала что говорить. Наблюдая за происходящим, я узнавала людей, ту злобную девушку Виллу, и добрую кухарку Бону, и хозяйку этого заведения Венаму. И как не крути, получалось, что я Лу-подавальщица. Но я не хотела признавать эту реальность, упорно считая себя Лукьяной, девушкой из России. Это создавало огромный внутренний диссонанс, занимало все мои мысли. Я мучилась
Увижу коллег и друзей. Однако этого не происходило, не происходило вообще ничего подтверждающего что я — москвичка Лукьяна. Наверное, довела бы я себя таким образом до нервного истощения, но тут вмешался мой вездесущий внутренний голос: "Хватит депрессировать! Ты — это ты! Только тело теперь другое, и жизнь будет другая, а воспоминания официантки тебе достались вместе с новым телом! Срочно приходи в себя и думай, как дальше жить в изменившихся условиях, ведь твоя родная тушка умерла. И ты сама знаешь об этом! Не было у тебя в той ситуации с Эдиком даже малейших шансов выжить!" После такой эмоциональной раздраженной отповеди он замолчал. Я пыталась задавать ему вопросы, скандалить, но реакции не последовало. Уж не знаю, что у меня с головой, но подумав, я решила принять версию моего Шизы, и перестала пытаться с ним поговорить, рассудив, что если начну еще диалоги сама с собой вести, то точно до шизофрении договорюсь, если не до чего похуже. Но, как ни странно, найдя хоть какое-то объяснение творившемуся в моей голове, я успокоилась. Просто перестала думать на эти темы. Ведь действительно с каждым днем все актуальней стоял вопрос: что делать дальше?
Шли дни, я все так же молчала и не вступала ни с кем в контакт. Мед Стараг утверждал, что это шок, что все пройдет, и я снова начну адекватно воспринимать себя и окружающую реальность. На самом деле я просто наблюдала. Старалась составить свое собственное мнение о новом для моей сущности, неизвестном мире и о таких знакомых и одновременно незнакомых людях. Хоть память Лу обеспечила меня знанием языка и сведеньями о приходящих ко мне во время болезни людях, никакой ее личной оценки всего этого я не чувствовала.
Вообще с новым телом мне не повезло. Девочка была почти не грамотна. Могла еле-еле читать и писать. "Мамка" — как называли девушки хозяйку Венаму, не много научила меня этим занятием в период, когда я бегала по ее поручениям, чтоб я всегда могла прочитать короткое указание, если оно настигало меня где-то в городе в течение дня. Знания истории, географии и остальных наук этого мира оставалось для меня тайной, покрытой мраком, в том числе и о том, какие вообще науки тут в ходу. Единственное что хорошо умели все девушки с самых младых пор, это считать деньги и время.
Прошло несколько недель. Дни тянулись очень медленно. Я вязла во времени словно муха, попавшая в мед. Правда стала лучше себя чувствовать, хотя ходить самостоятельно пока не могла, но уже начала садиться, облокачиваясь на спинку кровати, и самостоятельно принимать жидкую пищу, которую специально для меня готовила сердобольная Бона. Мои наблюдения за окружающим надо было заканчивать и начинать контактировать с людьми. К сожалению, симпатию у меня вызывала только кухарка, но она навещала меня не часто, в связи с непрекращающимся потоком клиентов и отсутствием сменщицы, постоянно загруженная работой. От нее я узнавала местные новости и горячие сплетни. Она единственная, кто старался создать хоть иллюзию нормального моего дальнейшего существования и вывести меня из хандры, как она выражалась.
Лекарь продолжал приходить ежедневно, но хоть и был
Сегодня она опять по обычаю пришла ко мне. Хотя почему-то была в очень взвинченном состоянии. Более сбивчиво, чем обычно начала рассказывать мне о том, что сегодня ее посетил сам сиятельный господин герцог. Я тут же напрягла слух, желая из потока непристойностей и восхвалений, вычленить хоть крупицу полезных сведений о моем враге, так как в том, что нам с ним еще предстояло столкнуться, я не сомневалась. Ведь не просто так, он прислал ко мне лекаря? Уж явно не из-за раскаянья в содеянном, или жалости. И подслушанный в мое второе пробуждение монолог некроманта вспоминался в той части, что теперь я "от него никуда не денусь" — это сильно меня настораживало и заставляло переживать.
Тем временем, Вилла, как-то особенно занервничав, подала мне большую кружку с неизвестным настоем.
— Быстро! Пей до дна! — раздраженно сказала она, при этом, изо всех сил стараясь, казаться заботливой, — Лекарь велел срочно выпить.
Я не торопилась выполнять ее распоряжение, интуитивно чувствуя, что что-то тук не так. О какой срочности идет речь, если она сидела и трепалась со мной о пустяках битый час? Да и лекарь у меня был днем, а я не слышала, что он делал никакие-то новые назначения, тогда как в поданной таре был явно незнакомый мне отвар.
Видя, что я не спешу, девушка неуклюже разжала мне челюсть и влила отвар сама. Сил сопротивляться, к сожалению, у меня еще не было.
— Ты не должна была выжить, тварь! — злобно заговорила отравительница мне на ухо, — это меня он должен был выкупить, а тут вмешалась ты! Ненавижу! Сдохни! — тут же, выбегая из комнаты.
Внутренности начало сводить болью. Я начала поддаваться панике и понимала, что даже никого не могу позвать на помощь. Хватило сил только засунуть себе два пальца поглубже в рот, вызвав рвотный рефлекс. После очистки желудка сильно лучше не стало. Уже теряя сознание, увидела как из ниоткуда появилось темное облако, из которого вышел Хорнрейвен.
Очнулась я от нескольких голосов. Приложив силы, открыла глаза и увидела в своей комнате сборище народу. Напротив меня стоял герцог, перед ним спиной ко мне стояли, вытянувшись по струнке все те не многие, кто посещал меня в последнее время: Вилла, лекарь, Бона и даже сама Венама.
— Я требую объяснений! Что происходит? — от вида Морулуса веяло яростью, хотелось спрятаться, — почему она отравлена? Я лично каждому из Вас приказывал о ней заботится!
— Она сама… — неуверенно начала Вилла.