Учение о бытии
Шрифт:
Идеализм другого рода, например, кантовский и фихтевский, не выходит за пределы долженствования и бесконечного прогресса и останавливается на двойственности существования и бытия для себя. В этих системах вещь в себе или бесконечное сопротивление (у Фихте), правда, вводятся непосредственно в я и суть для него единое; но они исходят от некоторого свободного инобытия, остающегося пребывать, как отрицательное инобытие. Поэтому «я», правда, определяется, как идеализованное, сущее для себя, как бесконечное отношение к себе; но сущее для себя не заканчивается исчезновением этого потустороннего или его направления к потусторонности.{94}
с. Одно
Бытие для себя есть простое единство самого себя и своего момента, бытие для одного. Ему присуще лишь одно определение — отношение снятия к себе самому. Моменты
Можно заранее обратить внимание на трудность, которая заключается в следующем далее изложении развития одного, и на основания этой трудности моменты, которые составляют понятие одного, как бытия для себя, при этом разъединяются; они суть: 1) отрицание вообще, 2) два отрицания, 3) поэтому два, которые тожественны, 4) и просто противоположны, 5) отношение к себе, как таковое тожество, 6) отрицательное отношение и тем не менее к самому себе. Эти моменты разъединяются здесь потому, что форма непосредственности, бытия привходит к бытию для себя, как к сущему для себя; вследствие этой непосредственности каждый момент полагается, как его собственное, сущее определение; и однако они вместе с тем нераздельны. Поэтому о каждом определении справедлива и его противоположность; и именно это противоречие при отвлеченном состоянии момента и образует трудность.
В. Одно и многое
Одно есть простое отношение бытия для себя к самому себе, в котором его моменты совпадают, и потому оно имеет форму непосредственности, а моменты его становятся существующими.
Как отношение отрицательного к себе, одно есть определение, а как отношение к себе — бесконечное самоопределение. Но вследствие упомянутой непосредственности эти различения суть уже не только моменты одного и того же самоопределения, а также вместе с тем сущие. Идеализация бытия для себя, как полнота, становится реальностью, и именно прочнейшею, отвлеченнейшею, как одно. Бытие для себя есть в одном положенное единство бытия и существования, как абсолютное соединение отношения к другому с отношением к самому себе; но при этом вступает в силу также определенность бытия в противоположность определению бесконечного отрицания, противоположность самоопределению, так что то, что есть одно в себе, есть лишь в нем, а тем самым его отрицательное есть {95}отличное от него другое. То, что обнаруживается, как находящееся налицо отличное от него, есть его собственное самоопределение, единство которого с собою таким образом отличается от себя и понижается до отношения, и оказывается отрицательным единством отрицания самого себя, как другого, исключением одного, как другого, из себя самого, из одного.
а. Одно в нем самом
В нем самом одно вообще есть; это его бытие есть не существование, не определенность, как отношение к другому, не состояние; оно есть то, что отрицает этот круг категорий. Поэтому одно не способно ни к какому инобытию; оно неизменно.
Оно неопределенно, но уже не так, как бытие; неопределенность первого есть определенность, которая есть отношение к себе самой, абсолютная определенность, положенное бытие в себе. Как (согласно своему понятию), относящееся к себе отрицание, оно имеет различие в себе, направление от себя и вместе к другому, которое однако непосредственно обращается обратно, так как по этому моменту самоопределения нет никакого другого, к которому оно бы направлялось, и которое возвращалось бы в себя.
В этой простой непосредственности исчезает опосредование существования и самой идеализации, а потому и всякое различие и многообразие. В ней нет ничего; это ничто, как отвлеченность
b. Одно и пустота
Одно есть пустота, как отвлеченное отношение отрицания к себе самому. Но от пустой непосредственности, от такого бытие одного, которое также утвердительно, пустота отличается как простое ничто; и так как они находятся в отношении, именно в самом одном, то их различие положено; как различное же от сущего, ничто, как пустота, есть вне сущего одного.
Бытие для себя, поскольку оно таким образом определяется, как одно и пустота, вновь приобрело существование. Одно и пустота имеют общею, простою почвою отрицательное отношение к себе. Моменты бытия для себя выступают из этого единства, становятся внешними друг другу, поскольку к простому единству моментов привходит определение бытия; таким образом это определение полагает себя лишь одною стороною, спускается тем самым до существования, и вследствие того ему противопоставляется другое его определение, отрицание вообще, так же как существование ничто, как пустота.{96}
Примечание. Одно в этой форме существования есть ступень категорий, проявившаяся у древних, как атомистический принцип, по которому сущность вещей составляют атом и пустота ( или ). Отвлечение, созревшее до этой формы, приобрело б'oльшую определенность, чем бытие Парменида и становление Гераклита. Насколько высоко ставит оно себя, делая простую определенность одного и пустоты принципом всех вещей, сводя многообразие мира на эту простую противоположность и отваживаясь объяснять его из нее, настолько же легко для представляющего рефлектирования представить себе здесь атом и рядом с ним пустоту. Поэтому, нет ничего удивительного, что атомистический принцип сохранился навсегда; столь же тривиальное и внешнее отношение состава (Zusammensetzung), которое должно быть прибавлено, чтобы достигнуть видимости чего-либо конкретного и некоторого многообразия, так же популярно, как и самый атом и пустота. Одно и пустота есть бытие для себя, высшее качественное бытие внутри себя погрузилось здесь в полную внешность; непосредственность или бытие одного, поскольку оно есть отрицание всякого инобытия, положена так, чтобы не быть более определенною и изменчивою, и потому для ее абсолютной оцепенелости всякое определение, многообразие, связь остаются вполне внешними отношениями.
В этой внешности атомистический принцип не остался, однако, у первых следующих ему мыслителей, но имел у них кроме своей отвлеченности еще и то умозрительное определение, что пустота была познана, как источник движения; что представляет собою совсем иное отношение атомов и пустоты, чем простое сопоставление и относительное безразличие этих обоих определений. Что пустота есть источник движения, нужно понимать не в том малозначительном смысле, что нечто может двигаться лишь в пустоте, а не в наполненном уже пространстве, так как в последнем для него нет уже места; в этом смысле пустота была бы лишь предположением или условием, а не основанием движения, равно как движение само предполагалось бы уже существующим, а главное, его основание было бы забыто. Взгляд, что пустота составляет основание движения, содержит в себе ту глубокую мысль, что в отрицательном вообще заключается основание становления, беспокойство самодвижения; причем, однако, отрицательное должно быть взято, как истинная отрицательность бесконечного. Пустота есть основание движения, как отрицательное отношение одного к его отрицательному, к одному же, т. е. к себе самому, которое (отрицательное), однако, положено, как существующее.
За сим, дальнейшие определения древних относительно фигуры, расположения атомов, направления их движения довольно произвольны и внешни и находятся притом в прямом противоречии с основным определением атомов. Атомы, принцип величайшей внешности и величайшего отсутствия понятий, составляют горе-физики в ее молекулах, частицах так же, как и в науке о государстве, если она исходит от единичной воли неделимых.{97}
с. Многие одни. Отталкивание