Учение о бытии
Шрифт:
Итак, если мы точнее взглянем на противоположность этих тезиса и антитезиса и освободим их доказательство от всяких бесполезных подробностей и запутанности, то доказательство антитезиса будет содержать в себе — чрез перемещение субстанций в пространство — ассерторическое признание непрерывности, а доказательство тезиса — чрез признание сложности за способ отношения субстанций — ассерторическое признание случайности этого отношения и, стало быть, признание субстанций за абсолютные одни. Вся антиномия сводится таким образом к разделению и прямому утверждению обоих моментов количества и притом, как совершенно разделенных. С точки зрения простой дискретности субстанция, материя, пространство, время и т. д. совершенно разделены, их принцип есть одно. С точки зрения непрерывности это одно есть снятое; части обращаются в делимость на части, остается возможность деления, только как возможность, не приводящая в действительности к
Бесконечно остроумнее и глубже, чем рассмотренная кантова антиномия, диалектические примеры древней элейской школы, особенно касающиеся движения, которые также основываются на понятии количества и находят в нем свое разрешение. Было бы слишком подробно также рассматривать их здесь; они касаются понятий пространства и времени и могут быть излагаемы по поводу их или в истории философии. Они делают величайшую честь разуму их изобретателя; они имеют результатом чистое бытие Парменида, так как они указывают на разложение всякого определенного бытия в самом себе и таким образом сами по себе суть течение Гераклита. Поэтому они заслуживают более основательного рассмотрения, чем то, какое дается обычным объяснением, провозглашающим их за софизмы; это утверждение держится за эмпирическое восприятие по примеру столь ясного для здравого человеческого смысла действия Диогена, который, когда один из диалектиков указывал на противоречие, содержащееся в движении, не пожелал далее напрягать свой разум, но сослался на очевидность путем молчаливого хождения взад и вперед, — утверждение и опровержение, к которому прибегнуть конечно легче, чем углубиться в мышление, удержать и самою мыслию разрешить ту запутанность, к которой приводит мысль и именно мысль, не идущая далее, а вращающаяся в области обычного сознания.
Разрешение, которое дает Аристотель этим диалектическим построениям, заслуживает высокой похвалы и содержит в себе истинно умозрительные понятия о пространстве, времени и движении. Он противопоставляет бесконечной делимости (которая, поскольку она представляется осуществленною, тожественна бесконечному разделению на части, атомы), на которой основываются знаменитейшие из этих доказательств, непрерывность, свойственную одинаково и времени, и пространству так, что бесконечная, т. е. отвлеченная множественность оказывается содержащеюся в непрерывности лишь в себе, в возможности. Действительное по отношению к отвлеченной множественности, равно как и отвлеченной непрерывности, есть их конкретное, самое время и пространство, как по отношению к последним движение и материя. Отвлеченное есть лишь в себе или только в возможности; оно есть лишь момент некоторого реального. Бейль, находящий в своем Dictionnaire, art. Zenon, предлагаемое Аристотелем разрешение диалектики Зенона «жалким» (pitoyable), не понимает, чт'o значит, что материя делима до бесконечности лишь в возможности; он возражает, что если материя делима до бесконечности, то она действительно содержит бесконечное число частей и есть таким образом бесконечность не в возможности, но бесконечность {123}реально и действительно существующая. Между тем самая делимость есть лишь некоторая возможность, а не существование частей, и множественность вообще положена в непрерывности, лишь как момент, как снятая. Остроумный рассудок, в котором, впрочем, никто не превосходит и Аристотеля, также недостаточен для того, чтобы усвоить и обсудить его умозрительные понятия, как не в состоянии вышеприведенная низменность чувственного представления опровергнуть доказательства Зенона; этот рассудок заблуждается, признавая за нечто истинное и действительное такие мысленные вещи, отвлеченности, как бесконечное число частей; а это чувственное сознание неспособно возвыситься над эмпирическим вымыслом.
Кантово разрешение антиномии также сводится лишь к тому, что разум не может превзойти чувственного восприятия и должен брать явление, как оно есть. Это разрешение оставляет в стороне самое содержание антиномии, оно не достигает природы понятия ее определений, из коих каждое, взятое в отдельности, уничтожается и есть в себе лишь переход в свое другое, количество же есть их единство и тем самым их истина.
В. Непрерывная и дискретная величина
1. Количество содержит в себе оба момента непрерывности и дискретности. Оно должно быть положено в обеих, как в своих определениях. Оно уже с самого начала есть
Иначе непрерывность есть один из моментов количества, который завершается лишь в другом, в дискретности. Но количество есть конкретное единство лишь постольку, поскольку оно есть единство различных моментов. Последние должны быть поэтому взяты также, как различные, но не для того, чтобы снова разрешиться в притяжение и отталкивание, но чтобы по своей истине остаться каждый в своем единстве с другим, т. е. в целом. Непрерывность есть лишь связное, созревшее единство, как единство дискретного; положенное так оно уже не есть момент количества, но все количество, — непрерывная величина.
2. Непосредственное количество есть непрерывная величина. Но количество вообще не есть нечто непосредственное; непосредственность есть здесь определенность, снятие которой есть она сама. Оно должно таким образом быть положено в своей имманентной определенности, которая есть одно. Количество есть дискретная величина.
Дискретность, как и непрерывность, есть момент количества, но есть также сама все количество, именно потому, что она есть момент внутри его, целого, и потому, как отличенное, не выделяется из него, из своего единства с другим моментом. Количество есть бытие вне себя в себе, и непрерывная величина есть это бытие вне себя, продолжающееся без отрицания, как сама {124}себе равная связь. Дискретная же величина есть это бытие вне себя не непрерывное, прерываемое. Но с этим множеством одних не восстановляется вновь множество атомов и вообще пустота, отталкивание. Поскольку дискретная величина есть количество, ее дискретность сама непрерывна. Эта непрерывность в дискретном состоит в том, что одни суть равные между собою, или что они имеют одну и ту же единицу. Дискретная величина есть таким образом внебытие многих одних, как равных, положенное не как многие одни вообще, но как многие одной и той же единицы.
Примечание. Обычные представления о непрерывной и дискретной величине упускают из виду, что каждая из этих величин содержит в себе оба момента, как непрерывность, так и дискретность, и что их различие возникает лишь от того, какой из этих моментов есть положенная определенность, и какой — только сущая в себе. Пространство, время, материя и т. д., суть непрерывные величины, поскольку они суть отталкивания от себя, текучее исхождение из себя, которое вместе с тем не есть переход во что-либо качественно другое или отношение к нему. Они обладают абсолютною возможностью того, чтобы одно повсюду было в них положено, не как пустая возможность простого инобытия (например, если говорят, что было бы возможно, чтобы на месте этого камня стояло дерево); но они содержат принцип одного в самих себе, он есть одно из определений, из коих они образованы.
Наоборот, в дискретной величине не должно упускать из виду непрерывности; этот момент есть, как показано, одно, как единица.
Непрерывная и дискретная величины могут считаться видами количества, но лишь постольку, поскольку величина положена не под каким-либо внешним определением, а под определениями ее собственных моментов; обычный переход от рода к виду вводит в первый по каким-либо внешним для него основаниям разделения внешние определения. Притом непрерывная и дискретная величины еще не суть определенное количество; они суть лишь количество, как таковое, в каждой из его обеих форм. Они называются величинами лишь постольку, поскольку им вообще обще с количеством свойство иметь в нем определенность.
С. Ограничение количества
Дискретная величина имеет, во-первых, принципом одно, во-вторых, есть множество одних, в третьих же она по существу непрерывна, есть одно вместе, как снятое, как единица, продолжение себя самого, как такового, при дискретности одного. Поэтому она положена, как одна величина, и ее определенность есть одно, которое есть одно, исключающее в этом положении и существовании, есть граница единицы. Дискретная величина, как таковая, непосредственно не должна быть ограничена; но как отличная от непрерывной, она есть некоторое существование и нечто, определение которого есть одно, и, как некоторое существование, первое отрицание и граница.{125}
Эта граница кроме того, что она относится к единице и есть в ней отрицание, как одно, относится также к себе; она есть объемлющая, охватывающая граница. Граница отличается здесь прежде всего не от «нечто» своего существования, но, как одно, она есть непосредственно сам этот отрицательный пункт. Но бытие, которое здесь ограничено, есть существенно непрерывность, вследствие которой оно переходит за границу и за это одно и безразлично к ним. Таким образом реальное дискретное количество есть некоторое количество или определенное количество, количество, как существование и нечто.