Учение о бытии

Гегель Георг Вильгельм Фридрих

У Спинозы модус есть также третье после субстанции и атрибута; он признает его за состояние (affectiones) субстанции или за то, что есть в другом, через что последнее постигается. Третье по этому понятию есть лишь внешность, как таковая; как уже было упомянуто, у Спинозы вообще оцепенелой субстанции не хватает возврата в себя саму.

Сделанное здесь замечание наиболее общим образом распространяется на те системы пантеизма, которые несколько разработаны мыслию. Бытие, одно, субстанция, бесконечное, сущность есть первое; в противоположность этому отвлеченному второе, всякая определенность, может быть также отвлеченно понято вообще, лишь как конечное, случайное, преходящее, внесущественное и несущественное и т. п., как это обыкновенно и ближайшим образом происходит в совершенно формальном мышлении. Но связь этого второго с первым навязывается слишком настоятельно, чтобы оно не было понято вместе с тем в единстве с ним; как, например, у Спинозы атрибут, будучи всею субстанциею, понимается рассудком, который сам есть некоторое ограничение или модус; а модус, несубстанциальное вообще, могущий быть понятым лишь из чего либо другого, образует таким образом противоположную крайность субстанции, третье вообще. Индийский

пантеизм в своей чудовищной фантастике также, говоря отвлеченно, испытал это развитие, которое, как умеряющая нить, тянется через его безмерность единственно в тех видах, чтобы Брама, единое отвлеченного мышления, через преобразования Вишны, в особенности в форме Кришны, перешел в третье, в Сиву. Определение этого третьего есть модус, изменение, происхождение и прехождение, вообще область внешности. Если эта индийская троица и склоняет нас к сравнению с христианскою, то в них, правда, следует признать общий элемент определения понятия, но также существенно усвоить более определенное сознание их различения; последнее не только бесконечно, но истинная _{226}бесконечность составляет самое это различение. Этот третий принцип в своем определении при помощи внешнего перехода субстанциального единства в его противоположность не есть возврат единства в себя, он есть бездушное, а не дух. В истинной же Троице есть не только единство, но согласованность (nicht nur Einheit, sondern Einigkeit), заключение доводится до содержательного и подлинного единства, которое в своем вполне конкретном определении есть дух. Правда, этот принцип модуса и изменения не исключает совершенно единства; именно, как в спинозизме модус, как таковой, есть неистинное, а истинное есть лишь субстанция, в которую все должно быть возвращено, что сводится к погружению всякого содержания в пустоту, в только формальное, бессодержательное единство, так и Сива есть вновь великое целое, не отличаемое от Брамы, есть сам Брама; т. е. отличие и определенность снова исчезают, а не сохраняются, не снимаются, единство не становится единством конкретным, раздвоение не приводит к примирению. Высшая цель для человека, перенесенного в область происхождения и прехождения, вообще в модальности, есть погружение в бессознательность, соединение с Брамою, уничтожение; то же самое есть буддийская нирвана, ниебан и т. п.

Если однако модус вообще есть отвлеченная внешность, безразличие относительно как количественных, так и качественных определений, сущность же не может разрешиться во внешнее, несущественное, то, с другой стороны, многое склоняет к тому, что все зависит от рода и способа; тем самым сам модус объявляется существенно принадлежащим субстанциальной стороне вещи; в этом весьма неопределенном отношении заключается по крайней мере то, что это внешнее не есть столь отвлеченно внешнее.

Здесь модус имеет определенное значение, как мера. Модус Спинозы, как и индийский принцип изменения, есть безмерное. Греческое — тоже еще неопределенное сознание, — что все имеет меру, так что даже Парменид вводит вслед за отвлеченным бытием необходимость, как древнюю всему положенную границу, есть начало более высокого понятия, чем заключающееся в субстанции и в различении от нее модуса.

Более развитая, более рефлектированная мера есть необходимость; судьба, Немезида, вообще ограничивает себя на определении меры, на том, что превышает меру, становится слишком великим, высоким, а с другой стороны уничтожает излишнее принижение и тем самым восстановляет среднюю меру, посредственность. Абсолютное, Бог есть мера вещей, ничто не сильнее пантеистически, чем определение: абсолютное, Бог есть бытие, но бесконечное истиннее его. Хотя мера есть внешний род и способ, большее или меньшее, но она вместе с тем также рефлектирована в себя, есть не только безразличная и внешняя, но сущая в себе определенность; таким образом она есть конкретная истина бытия; поэтому в мере народы почитали нечто неприкосновенное, священное.

В мере уже подготовлена идея сущности, именно в непосредственном определении, как тожественной себе, так что эта непосредственность _{227}через сказанное тожество с собою понижается до опосредованного, равно как последнее, будучи опосредовано лишь через эту внешность, есть опосредование с собою, — рефлексия, определения которой суть, но в этом смысле просто, лишь как моменты их отрицательного единства. В мере качественное есть количественное; определенность или различие безразлично, так что это есть различение, которое не есть различение; оно снято; эта количественность совершает возврат к себе, причем она есть качественное, то бытие в себе и для себя, которое есть сущность. Но мера есть сущность лишь в себе или в понятии; это понятие меры еще не положено. Мера, как таковая, есть еще сама сущее единство качественного и количественного; ее моменты даны в существовании, как ее качество и определенные количества, которые нераздельны еще лишь в себе, но не имеют значения этого рефлективного определения. Развитие меры содержит в себе различение этих моментов, но также и их отношение, так что то тожество, какое они суть в себе, становится их взаимным отношением, т. е. положенным. Смысл этого развития есть реализация меры, в которой она полагает себя в отношении к себе самой и потому, как момент; через это опосредование она определяется, как снятая; непосредственность как ее, так и ее моментов исчезает, они рефлектируются; и таким образом, выступая, как то, что она есть по своему понятию, она переходит в сущность.

Мера есть прежде всего непосредственное единство качественного и количественного, так что

во-первых, есть некоторое определенное количество, имеющее качественное значение, как мера. Ее дальнейшее определение состоит в том, что в ней, в определенном в себе, выступает различение ее моментов, качественной и количественной определенности. Эти моменты

сами определяют себя, как целая мера, становясь тем самым самостоятельными; и поскольку они находятся во взаимном существенном отношении, мера становится

во-вторых, отношением специфических определенных количеств, как самостоятельных мер. Но их самостоятельность основывается вместе с тем существенно на количественных отношениях и различиях величины; таким образом их самостоятельность есть их переход одной в другую. Тем самым мера, как безмерное, упраздняется. Но эта потусторонность меры есть ее отрицание лишь в себе самой; тем самым она

в-третьих, есть безразличие определений меры и положена, как реальная, как мера, с содержащеюся в ней отрицательностью, как обратное отношение мер, которые, как самостоятельные качества, основываются существенно лишь на их количестве и на их взаимном отрицательном отношении и тем самым оказываются лишь моментами их самостоятельного единства, которое есть их рефлексия в себя и ее положение, — сущность.

Развитие меры, попытку которого представляет дальнейшее изложение, есть одна из труднейших материй; начинаясь с непосредственной, внешней _{228}меры, оно должно, с одной стороны, подвигаться к отвлеченному дальнейшему определению количественного (к математике природы), а с другой стороны, обнаруживать, по крайней мере, вообще связь этого определения меры с качествами собственных вещей; так как определенное указание вытекающей из понятия конкретного предмета связи качественного и количественного принадлежит частной науке конкретного; примеры чему, относящиеся к закону падения и свободного движения небесных тел, могут быть найдены в Энциклопедии философских наук, 3-е изд., § 267 и 270 прим. Здесь можно заметить вообще, что различные формы, в которых реализуется мера, принадлежат также различным областям природной реальности. Полное, отвлеченное безразличие развитой меры, т. е. ее законов, может иметь место лишь в области механизма, в которой конкретно телесное есть лишь отвлеченная материя; ее качественные различия имеют свою определенность существенно в количественном; пространство и время суть сами чистые внешности, а множество материй, массы, напряженность веса суть также внешние определения, имеющие свою своеобразную определенность в количественном. Напротив, такая количественная определенность отвлеченно материального нарушается уже в физике, а тем более в органике, множественностью и связанным с нею столкновением качеств. Но здесь имеет место не только столкновение качеств, как таковых, а мера подчиняется более высоким отношениям, и имманентное развитие меры сводится, напротив, на простую форму непосредственной меры. Члены животного организма имеют меру, которая, как постое определенное количество, находится в отношении к другим определенным количествам других членов; пропорции человеческого тела суть постоянные отношения таких определенных количеств; сверх того естествознание должно далее несколько проникнуть в связь таких величин с органическими функциями, от которых они вполне зависят. Но ближайшим примером понижения имманентной меры до просто внешним образом определенной величины служит движение. Движение небесных тел есть свободное, определяемое лишь его понятием, и его величины поэтому также зависят лишь от последнего (см. выше), но в организме оно понижается до произвольного или механически правильного, т. е. вообще отвлеченного формального движения.

Еще менее находит себе место своеобразное, свободное развитие меры в царстве духа. Легко усматривается, что республиканский образ правления, как, например, афинский, или смешанный с демократиею аристократический, может иметь место лишь при известной величине государства; что в развитом гражданском обществе количества неделимых, занимающихся различными промыслами, находятся в известном взаимном отношении; но отсюда не вытекает ни закона, ни своеобразия формы мер. В духовном, как таковом, преобладают различия напряженности характера, силы воображения, чувства, представления и т. п., но определение не выходит за границы этой неопределенности сильного и слабого. Насколько бледны _{229}и совершенно пусты оказываются так называемые законы, установляемые для отношения силы и слабости чувств, представлений и т. д., в этом можно убедиться, обратившись к психологиям, старающимся установить такие законы.

Первая глава

СПЕЦИФИЧЕСКОЕ КОЛИЧЕСТВО

Качественная количественность есть прежде всего непосредственное специфическое определенное количество, которое

во-вторых, как относящееся к другому, становится количественною спецификациею, снятием безразличного определенного количества. Эта мера есть тем самым правило и содержит оба момента меры, как различные, именно как сущую в себе количественную определенность и как внешнее определенное количество. Но в этом различении обе стороны становятся качествами, а мера — их отношением; мера оказывается поэтому

в-третьих, отношением качеств, имеющих прежде всего одну меру, которая, однако, затем специфицируется в различие мер.

А. Специфическое определенное количество

1. Мера есть простое отношение определенного количества к себе, ее собственная определенность сама в себе; таким образом, определенное количество имеет характер качественный. Прежде всего она есть непосредственная мера, непосредственное и потому некоторое определенное количество; столь же непосредственно принадлежащее ему качество; она есть некоторое определенное качество. Количество, как эта уже не безразличная граница, но как относящаяся к себе внешность, есть само, таким образом, качество, и, отличаясь от последнего, оно не выходит за себя так же, как последнее ее выходит за него. Таким образом, мера есть возвратившаяся в простое равенство с собою определенность; она есть одно с определенным существованием так же, как последнее со своим определенным качеством.