Ученик философа

Мердок Айрис

— А вдруг он знает?

— Джордж? Нет.

— Руби так пялилась на дом.

— Это просто из любопытства.

— Она ясновидящая.

Следует объяснить, что я, N, рассказчик, сейчас появлюсь на сцене (хоть и ненадолго), не ради собственного тщеславия, но ради необходимого объяснения. Жители Эннистона гадали, куда сбежала Стелла, куда она так загадочно исчезла. Ну так вот, она укрылась у меня.

В столь горестный для Габриель день Стелла, сбежав из Лифи-Ридж, направилась не в Лондон и не в Токио. Она взяла один из зонтиков Габриель (в тот день шел дождь), чтобы спрятать приметную черноволосую голову «египетской царицы», дошла до моего дома, расположенного неподалеку от Полумесяца, и там, если можно так выразиться,

сдалась. Я имею в виду, что нервы у нее были на пределе, а в голове (это следует подчеркнуть) билась единственная мысль — скрыться в безопасном месте, подальше от семейства Маккефри. У меня нет и не было близких отношений со Стеллой или сентиментальной привязанности к ней, ничего подобного. Я намного старше ее. Как я уже говорил, я коренной эннистонец и знаю семейство Маккефри, хоть и неблизко, всю свою жизнь, а Стеллу — со времени ее замужества. Наверное, можно сказать, что мы друзья, а я обычно не разбрасываюсь этим словом. Кроме того, мы оба евреи. Стелла пришла ко мне как в ближайшее убежище, место не от мира сего, где не течет время, где можно отдохнуть, подумать, принять решение. Она сбежала от доброты Габриель, от тесноты спальни в «Комо», от Адама, напоминавшего ей о Руфусе, из места, где ее мог найти Джордж. Ко мне она пришла не за советом, не за поддержкой в какой-то «стратегии», а просто потому, что доверяла мне и знала — я ее спрячу. (Мне и раньше приходилось прятать людей.) Было ли это бегство такой уж удачной идеей — спорный вопрос, и позже мы действительно спорили об этом. Во всяком случае, переступив порог моего дома, Стелла выбрала определенный путь, и теперь могла только идти по нему дальше. Как выразилась однажды сама Стелла, «так далеко зашла, что повернуть уже не легче, чем продолжить путь» [112] .

112

«…Я в кровь Так далеко зашел, что повернуть Уже не легче, чем продолжить путь».

У. Шекспир, «Макбет», акт III, сцена 4, перевод М. Лозинского.

Это я придумал переселить Стеллу из своего дома, Бат-Лодж, в Мэривилль. Я принял это решение только потому, что мы наговорились (по крайней мере, на время). Конечно, я давал ей советы: невозможно беседовать на такие важные темы и обойтись без советов. Она их не приняла, но, конечно, мой взгляд на происходящее поневоле был опосредованным. Стелла была не хрупкой малюткой, а сильной, разумной, уверенной в себе женщиной, которая, как она поняла со временем, загнала себя в неразрешимую ситуацию. Нужно было выбрать, какой шаг делать следующим, и эта необходимость парализовала Стеллу, она не могла сделать ход, потому что на карту была поставлена ее гордость. И чем дольше длились молчание и секретность, тем труднее было найти способ их прервать. Я боялся за Стеллу — она могла сама себя убедить в том, что она в ловушке, и свыкнуться с этой мыслью. Беседы, в которых мы детально разбирали ситуацию, подтверждали мои опасения. Я предложил Стелле решительно переменить обстановку, и она согласилась поехать в Мэривилль, перепоручив заботу о себе моей еще более давней доброй знакомой, Мэй Блэкет, матери Джереми и Эндрю. Стелла любила и уважала Мэй. Сложившуюся на тот момент ситуацию лучше всего обрисует мой разговор со Стеллой, состоявшийся вечером, после ужина.

— Вижу, вы расставили нэцке, я их так люблю.

— Да…

— Больше всего — этого демона, который вылупляется из яйца.

— Я таки думала. Вы единственный, кто на них действительно смотрит. Я очень рада, что забрала их у Джорджа, он бы их с удовольствием разбил. Рано или поздно ему это обязательно пришло бы

в голову.

— Вы написали отцу?

— Не так, как вы советовали. Написала, что на некоторое время уеду во Францию.

— Должно быть, вам странно было наблюдать забавы Маккефри.

— Да, они меня потрясли. Я почувствовала себя такой предательницей.

— Потому что укрылись у врага.

— Да. Конечно, для Джорджа все враги. Но где я была все это время, что бы я им сказала?

— Соврали бы. Я что-нибудь придумаю.

— Не смешно. Какая отвратительная ситуация. Я еще и вас в это втянула.

— Не беспокойтесь обо мне, я укрыт от бури.

— Я сама поставила себя в ложное положение, и это меня парализует, меня словно заперли в стальной ящик или что-то такое.

— Люди вылезают из ящиков. Часто это проще, чем кажется.

— Не вижу, как мне вылезти из моего. Может, вы что-нибудь придумаете? Господи, вам ведь и без меня забот хватает.

— Что вы почувствовали, когда Джордж прошел мимо?

— Так близко, так близко. Жуткий страх, словно удар током. Потом, когда я поняла, что он не сюда идет, мне ужасно захотелось выскочить и побежать за ним, и это тоже было как страх. У него был такой одинокий вид.

— Вы не думаете, что можно просто явиться в Друидсдейл, взять и вернуться?

— Нет.

— Или написать ему, просто чтобы он знал, что у вас все в порядке?

— Нет. У меня не все в порядке. И ему это неинтересно.

— Даже если вы просто напишете письмо, это уже будет определенный шаг. Передвинуть одну фигуру — и расстановка на доске изменится.

— Да-да, вы уже говорили.

— Любое действие может изменить ситуацию непредвиденным образом, и, по-моему, от письма не будет вреда. Я могу отправить его из Лондона. Это внесет нужную неопределенность, меньше напряжения, больше простора для маневра.

— Да, я понимаю. Но что бы я ни сделала, это будет бесповоротно, и я страшно боюсь ошибиться. Я ничего не могу делать, пока у меня в голове не прояснится. Разумно, правда ведь?

— Не обязательно.

— Сейчас я хотя бы свободна…

— А я думал, вы в стальном ящике.

— Я хочу сказать, что сейчас я способна думать. Я словно на старте… как ракета, которая может полететь в нескольких направлениях. Лучше подождать.

— Вы рассматриваете Джорджа как нерешенную задачу. Может быть, вам надо расслабиться, сдаться.

— Приплыть обратно к нему, как обломок кораблекрушения, гонимый волнами, как какая-нибудь заурядная личность? Не смешите меня!

— Почему вы не хотите поехать в Токио?

— И сказать отцу, что он был прав?

— Или пригласить его сюда. Вы же знаете, я всегда хотел с ним познакомиться.

— Да, вы замечательно поладите. Втянуть его в эту катастрофу? Ну нет.

— Вы хотите сделать все сразу и правильно. Может, лучше решать проблему по кусочкам? А что Мэй думает?

— Что мне сейчас надо тщательно спланировать, как быть счастливой всю оставшуюся жизнь! Знаете, иногда мысль о счастье для меня мучительна. В этом доме все пропахло счастьем, меня это сводит с ума. Иногда, во сне, я бываю счастлива. Во сне Джорджа словно нет, словно его стерли, как и не было никогда.

— Ну так почему бы и не стереть его?

— Вы сказали — отправиться в путешествие, только это путешествие должно быть паломничеством. А у меня нет святых мест.

— Иерусалим?

— Не говорите глупостей. Для вас он что-то значит. Для меня — ничего. Я раньше думала, что, если съезжу в Дельфы, на меня снизойдет некое озарение, но теперь я знаю, что в Дельфах тоже пусто. Моя святыня — Джордж. И это омерзительное кощунство.

— Я хотел сказать, стереть его действием, написать ему, потребовать развода и представить себе, как он сначала бранится, а потом улыбается и что-то радостно восклицает. Осознать, что без вас ему может быть лучше. Вот тогда вы действительно сбросите груз с плеч!