Ученик Хранителя Снов

Лещенко Елизавета Викторовна

Он был очень красивым и очень большим. Казалось, он висит совсем близко, как потолочный светильник, нужно только повыше подпрыгнуть, чтобы дотронуться.

И Эрни подпрыгнул. И дотронулся. Месяц вздрогнул. Что-то зазвенело и затихло. Эрни оттолкнулся сильнее и подпрыгнул еще выше, и обхватил светло-желтый месяц руками. Качнулся, подтянулся, и оседлал его. Это оказалось совсем не сложно. Эрни обхватил рожок-месяц руками и пришпорил ногами, и месяц поплыл. Зимний лес внизу светился и переливался, как изысканное световое шоу. Эрни летел и летел, а лес редел и редел. Теперь внизу была сплошная снежная степь. Казалось, она бесконечна. Эрни

покрепче прижался к светящемуся телу месяца: казалось, если он упадет в эту степь, его уже не найдут. Никто и никогда не найдет. Его ноги и руки онемели от страха. Сумасшедший месяц, злой месяц, это он заманил его сюда, чтобы бросить в пустынное безжизненное поле замерзать. Он посмеется над ним, его страхом, отчаянием, и полетит дальше, искать новую жертву. О чем он только думал.

Однако степь пересекла посадка, затем еще одна, и вот появилась дорога, по ней проехал грузовик. По другую сторону дороги высилось несколько домиков, крохотных, одноэтажных, но опрятных. За домиками росли пихты и сосны. Много сосен. Они перемежались с черными, присыпанными снегом стволами лиственных деревьев. В груди у Эрни что-то шевельнулось. Он начал узнавать это место. Знакомые древесные силуэты мелькали и мелькали под ним, ближе и ближе. В животе Эрни завертелась карусель. Та самая крыша. Когда-то красная черепица, труба, в которую мог бы пролезть самый толстый кот на свете, немного покосившийся водосток, сейчас обледеневший внизу, а сверху прикрытый снежной шапкой, крыльцо с крутыми ступеньками, посыпанными песком, кольцо с колокольчиком на двери. Он понял, что она открыта.

Сердце в груди колотилось так сильно, что если бы он постучал в дверь, удары крови в ушах заглушили бы этот стук.

Эрни захотелось положить руку на эту дверь, от одного взгляда на которую ему стало тепло во мраке холодной зимней ночи, погладить чистые шершавые дощечки с наполовину стершейся краской.

Он протянул руку вперед и кисть исчезла за дверью. Эрни не знал, что умеет проходить сквозь стены. Впрочем, летать верхом на огромном месяце, умеющим читать в его сердце самые сокровенные желания, до сегодняшней ночи ему тоже не доводилось. Месяц парил в нескольких сантиметрах от земли, мягко подсвечивая все вокруг.

Эрни знал, что его ночной визит ничего не меняет, но ему до смерти хотелось попрощаться с родным ему домом, домом, который хранил его лучшие воспоминания, домом, который по праву принадлежал ему, домом, в который он не мог вернуться.

Эрни вспомнил прихожую Тома и зеленоватый туман, зажмурился и шагнул вперед. Он ожидал, что окажется в темноте, что сквозь небольшое окошко в прихожую и комнату будет литься тусклый отсвет заснеженной ночи, что все, что ему так знакомо и близко, будет напоминать темный запыленный склеп.

Однако изнанка век зажелтела, едва он миновал (таким непривычным для себя образом) входную дверь.

В изумлении Эрни широко раскрыл глаза.

Он стоял в маленькой прихожей, никак не отделявшейся от гостиной, некогда служившей одновременно и столовой, и кухней, и библиотекой, и мастерской, и прачечной. В противоположном углу комнаты светился крохотный камин. В нем догорало последнее поленце. Вполоборота к огню, в старом низком плетеном кресле сидела знакомая фигура.

Он всегда сидел вот так у камина перед сном, держа в руках потертый томик французских стихов, то опуская глаза к пожелтевшим страницам, глядя на бисерные буквы сквозь линзы очков в узкой оправе, то, всматриваясь в крохотные

огоньки пламени, переворачивая лист. Белоснежные волосы и борода были чуть длиннее, чем обычно. Лицо и взгляд – гораздо более спокойные и умиротворенные, чем когда бы то ни было. В этих глазах больше не было беспокойно-живых огоньков, но был глубокий покой.

Эрни посмотрел за окно. Он так любил ранним утром, еще лежа в постели, смотреть сквозь маленькое окошко, обрамленное простыми занавесками в уютную клетку, на небо, постепенно светлеющее, меняющее цвет, на листву, затихшую перед рассветом, или на осенние капли дождя, на темно-серое хмурое небо, такое далекое за границей теплой комнаты.. Ему вспомнились старое колючее одеяло, впечатывавшееся в сонную щеку, ощущение уюта, запах дома..

Апельсиновая краюшка солнечного диска возникла в окне, заполонив теплыми бликами пространство дома. Эрни снова посмотрел в сторону камина. В нем пылилась старая зола.

Плетеное кресло с поломавшейся ножкой пустовало. Эрни провалился в пустоту.

Глава 5. За занавесом

Дверь негромко открылась и закрылась. Эрни снова ощутил сильный запах леса и морозного воздуха. Но еще сильнее ощущался запах свежесваренного какао.

Эрни приоткрыл левый глаз и сжал в кулак левую руку, свесившуюся с гамака. Правую он совсем не чувствовал, потому что лежал на ней. На полу под ним лежали какие-то подушки, видимо, когда-то служившие диваном. Эрни сел в гамаке, потирая онемевшую руку, поболтал свешенными вниз ногами. Спать подвешенным в воздухе было определенно здорово.

– Ты предпочитаешь рисовое или кокосовое? – Том придерживал одной ногой (сейчас обутой в тапки-мышки) дверцу миниатюрного холодильника. В каждой руке он держал по стеклянной бутылке с нежно-белой жидкостью. Одна из бутылок была чуть меньше и «пузатее». Только этим они и отличались.

– Эээ…

Том нетерпеливо постукивал пищащей «мышкой» по полу, видимо, намекая, что держать холодильник открытым так долго не стоило бы.

– Кокосовое, спасибо.

Эрни не пробовал ни то, ни другое, однако мысль о кокосе в середине снежной зимы сейчас казалась определенно согревающей. К тому же окно снова было настроено на пейзаж какой-то солнечной страны, которую он успел увидеть вчера.

От стены с камином до какого-то крючка возле окна была протянута бельевая веревка. На ней сушились плед, который вчера почтил своим присутствием любезный Мистер По, носки, похожие на валенки, и фланелевая пижама в крупную клетку.

Руки и ноги Эрни тоже «проснулись» и теперь могли двигаться самостоятельно. Эрни слез с гамака, прошелся по подушкам, лежавшим на полу, втиснулся в клетчатые потертые тапочки на пять размеров больше его узкой ноги, и прошлепал в ванную, миновав уже знакомый туман, поджидавший за позвякивающими занавесками.

Из зеркала на него смотрело посвежевшее лицо, как будто даже менее угловатое, чем вчера. Смывая ароматную мыльную пену горячей водой, Эрни пытался вспомнить, когда он в последний раз умывался вот так, а не протирал лицо наспех оттаявшим снегом, обмораживая пальцы.

Возле небольшой треугольной ванны на опрятной полке стопкой лежали пушистые полотенца, стояли бутылки с шампунями. Эрни с трудом мог представить, как в ней умещается такой высокий человек, как Том, и засмеялся, представив, как Мистер По яростно кружится здесь в шубке из пушистой пены. Впрочем, пора было завтракать.