Ученик

Сережкин Алексей

Его глаза были открыты, но трудно сказать, что он видел в тот момент. В какое-то мгновение ему показалось, что ничего не изменилось. Он не уловил даже момент собственного удара, как когда-то не мог уловить зрением те моменты, когда Кореец наносил свои молниеносные удары, размазанные в пространстве.

Он осознал, что ударил, только в тот момент, когда что-то встало на место в его восприятии, когда его органы чувств вновь заработали и он увидел траву, почувствовал ветерок, слабо овевающий его вспотевшее лицо, и красные обломки, разлетевшиеся в разные стороны. Один из кирпичей, служивших

подставкой, упал, второй остался стоять, но кирпич — тот самый кирпич, по которому он ударил, разлетелся на несколько кусков неправильной формы.

Он с силой выдохнул и изумленно посмотрел на свою руку. Он не ощущал абсолютно ничего — как будто никакого удара не было вовсе, кожа на кулаке не ободралась, появилась только одна небольшая царапина, которую он бы и не заметил в другой ситуации, он не ощущал ни боли, ни напряжения. Он разжал кулак и несколько раз согнул и разогнул пальцы. Никаких болевых ощущений. Это было невероятно, настолько далеко лежало вне сферы его представлений, что он открыл рот для вопроса, но не смог его сформулировать и задать.

Из шокового состояния его вывел Кореец, радостный Кореец, хлопающий его по спине и что-то неразборчиво и непонятно кричащий.

— Ты смог. Ты смог, Бро, ты сделал это! — в голосе Корейца была такая неподдельная радость и восторг, что он глупо засмеялся и пробормотал:

— А я думал, что он должен разлететься на две половины. В фильмах так всегда показывают.

И только потом пришло понимание. Понимание того, что он смог сделать эту невероятную вещь, которую не могли делать герои фильмов про десантников. Он продолжал сгибать пальцы, но не мог произнести не слова, чувства переполняли его и едва ли он смог бы словами выразить то, что он ощущал и переживал в этот момент.

И тут он увидел, что Кореец деловито укладывает перед ним еще кирпич, в этот раз Кореец уже не рассматривал и не изучал его так внимательно.

Установив очередной кирпич, Кореец произнес:

— Ну, что. Пока не забыл, нужно закрепить успех. Знаешь, я уж думал, что ты не сможешь. В его голосе плескалось волнение, которое Кореец старался скрыть, но он не обратил на это никакого внимания.

— А может быть попробовать сразу два? Посмотри, на руке никаких следов.

Кореец задумчиво посмотрел на него и сказал:

— В твоем состоянии, на твоем уровне подготовки — у тебя вообще не должно было получиться разбить кирпич. Но ты смог. Ты смог это сделать путем концентрации и правильного внутреннего настроя. Это единственный путь и единственный шанс это сделать. Такой же, как для мастера, занимающегося всю жизнь, разбить пять или шесть кирпичей. Кирпичей в момент удара просто нет, рука проходит сквозь них. Это нельзя объяснить какими-то физическими законами. Странно звучит, но это так. Но это необходимо обязательно закрепить.

При тщательном обдумывании объяснения Корейца никак не увязались бы друг с другом, но он был слишком возбужден для того, чтобы заниматься анализом и логическими построениями.

Успех окрылил его, и ему казалось, что он с такой же легкостью разбил бы и те пять кирпичей, которые не может без соответствующего настроя разбить мастер, занимавшийся с раннего детства и

начавший колотить по кирпичам задолго до момента, когда выпустил изо рта соску. Или не соску, а что они там грызут в детстве, кто их разберет, этих китайцев.

Он опять закрыл глаза и постарался ввернуться в то странное состояние, в котором он находился до момента первого удара. Сознание никак не успокаивалось, мысли крутились в голове, и он никак не мог сосредоточиться. Решив наконец, что сконцентрировался уже достаточно, он открыл глаза, но почему-то не ощутил преломления зрения, которое его удивило в прошлый раз. Он сделал короткий замах, но в этот самый миг услышал окрик Корейца.

— Стоп!

Он удивленно посмотрел на Корейца.

— В чем дело?

— В том, что ты не обо всем успел подумать, — ответил Кореец загадочно. — Не забывай, это не тот, прошлый кирпич. Другой. Ты смог победить себя и тот кирпич. Но этот ты еще не победил. Никогда нельзя недооценивать врага, запомни это. Этот кирпич — другой. Забудь о том, что был тот, первый. Забудь обо всем остальном. Сейчас этот — единственный. Представь, что больше не будет других. Никогда. И единственный шанс не проиграть — победить здесь и сейчас.

— Другого шанса у тебя не будет. И постарайся не подвести меня, — Кореец говорил жестко и даже грубо, но эти слова встряхнули его и помогли сосредоточиться. Он выдохнул несколько раз, успокоил бьющееся в бешеном темпе сердце и вызвал в памяти все свои мысли, посетившие его в момент подготовки к первому удару. И тогда, когда он вспомнил презрительное лицо Корейца после неудачного удара, когда осознал, что не сможет вынести этого еще раз, он полностью отключил сознание от внешнего мира. И вновь перед глазами был не кирпич, а красный лист картона, заполнивший собой все, снова ушли куда-то звуки и запахи, он ощутил, что наступил нужный момент и ударил. Ударил резко и быстро, изо всех сил, четко зная, что он сломает руку, и будет ее ломать тысячи раз, лишь бы доказать самому себе, что он не испугался этого куска глупой глины, закаленной в огне.

Все было иначе после этого удара. Он не мог сказать, что зрение и остальные органы чувств вернулись в то же мгновение, первым ощущением была резкая боль в руке, которая пришла и ушла и странное ощущение, что все по-другому.

На этот раз обе подставки остались стоять, кирпич разломился на две неравные половинки и провалился между ними. Он машинально поднял одну половинку и удивился ее тяжести.

Переведя взгляд на руку, он увидел, что по ней течет кровь, все-таки он умудрился разодрать костяшки и задумчиво подул на нее.

Он удивленно перевел глаза на Корейца и удивился тому, что тот выглядел встревоженным и взволнованным.

— Все не так, — сказал он в замешательстве. — Тот в дребезги, а этот вот. Он не закончил предложение, в этот момент Кореец ощупал его руку и успокоено выдохнул:

— Все так. Все так, как и должно быть. Ты сделал это, брат.

Он не понял.

— А как же тот, первый? Разлетелся же на куски, — и он вопросительно посмотрел на Корейца.

Кореец успокоился. Было удивительно наблюдать гамму чувств на его всегда невозмутимом и спокойном лице.