Ученый из Сиракуз
Шрифт:
— Слава Гиппократу! — крикнул кто-то. — Смерть палачам Леонтин!
Вся площадь подхватила, повторяя хором:
— Палач Леонтин, палач Леонтин!
— Молчите вы все, пока римляне не перебили вас! — заорал Дипомеи, и толпа стихла. — Закрой ворота, Филодем! Гиппократ не должен войти в город.
— Гиппократ такой же стратег, как и ты, — ответил комендант.
— Гиппократ предатель, мы лишили его полномочий.
— Не ты его выбирал, не тебе и лишать, — возразил Филодем. — Собери народное собрание. Если оно изгонит Гиппократа, я подчинюсь тебе.
Толпа
— В Гавань! — закричал Диномен, и всадники двинулись сквозь толпу к выходу с площади.
— Теперь война, — сказал Филодем, вернувшись наверх. — Но не мог же я согласиться закрыть ворота перед сиракузским отрядом и ждать, пока римляне истребят его под нашими стенами!
— А потом нападут на город, который некому будет защищать! — добавил Архимед. — Не оправдывайся, Филодем, ты правильно поступил. Может быть, как раз теперь, видя нашу решимость, римляне откажутся от осады.
— Не откажутся, — возразил комендант, — у них тысяч восемьдесят пехоты и флот в триста кораблей. А Сиракузы — лакомый кусок. Но мы отобьемся, Архимед. С твоими машинами и не отбиться! Да я умру от стыда, клянусь Аресом.
_____
Вечером вместе с Магоном к Архимеду приехал Гиппократ. Сотня сопровождавших его конников заполнила узкий переулок. Гераклид не присутствовал при недолгом разговоре нового правителя Сиракуз с ученым. Когда они вышли из комнаты, Архимед сказал Гераклиду, что на время переселяется к воинам:
— Гиппократ попросил меня стать главным советником по делам обороны города, — объяснил он. Видно, настало время поглядеть, чего на деле стоят мои расчеты!
Пока Гиппократ с Архимедом усаживались в повозку, Магон сжал плечо Гераклида.
— Если бы не твой подземный ход, — с благодарностью проговорил он, — перебили бы нас всех до единого. И еще вот что я хотел сказать тебе — Гай Прокул погиб, защищая Леонтины.
БОЙ
— Завтра полезут, вспомни мое слово! — хмуро сказал Гераклиду его старый леонтинский знакомец Дион, под началом которого оказался геометр. Видишь, как рано ушли в лагерь, не иначе, отдыхать перед боем.
Они со стены Неаполя глядели на лагерь морских пехотинцев Марцелла. Он возник здесь на месте садов и полей в долине Анапа, перед рощей святилища Зевса, пять дней назад с непостижимой быстротой, прямоугольный, обведенный рвом и насыпью, с бесчисленными рядами палаток, со своими площадями и улицами,
Пять дней на виду горожан римляне ладили штурмовые лестницы, переносные укрытия — «шалаши», окружали плетеными щитами палубы судов, тех, что вошли в Большую гавань. Но еще больше кораблей снаряжались для штурма Сиракуз в соседней бухте, южнее мыса Племирий. Тысячи чужеземцев деловито разрушали дома Полихны и торговые склады гавани, чтобы достать доски и бревна, пилили, рубили, строили. Воины упражнялись в беге, прыжках, стрельбе.
Но сегодня поле между лагерем и берегом бухты опустело раньше обычного. Вероятно, Дион прав: подготовка закончилась, пришло время штурма.
Пять дней назад, когда опасность стала явью, когда на защиту были призваны все, и даже рабам за вступление в войско обещалась свобода, Гераклид отправился к Филодему, чтобы стать воином, и там наткнулся на Диона. Леонтинец был поставлен наводчиком к тяжелому стреломету и взял Гераклида заряжающим.
Пять дней на стене Ахрадины Гераклид учился быстро укладывать в желоб машины тяжелую, толщиной в руку стрелу с острым железным концом и поворачивать вместе с напарником тугой рычаг взвода. Второй рычаг поворачивал Ксанф.
— Больше всех нам достанется, — говорил Дион, морща свое заросшее лицо, — вспомни мое слово.
— Откуда ты это взял? — сомневался Гераклид.
— Здесь, против Львиной башни, место глубокое. Можно на тяжелом корабле подойти к самой стене.
Гераклид часто видел учителя, который словно сбросил десяток лет, без устали обходил крепость с воинами и мастерами, советовал, приказывал, убеждал.
Возвращаясь с Дионом из Неаполя к себе в Ахрадину, Гераклид смотрел на воинов и ополченцев, отдыхавших под стеной, и невольно думал, что многие из них не увидят завтрашнего вечера. Может, и он сам.
Объявили приказ Гиппократа: в эту ночь никому не отлучаться со своих постов. Ночные нападения были в духе римлян. Гераклид ночевал у подножия Львиной башни на куче сена рядом с другими воинами. Ему не спалось. Лежа на спине, он глядел на клюв исполинского Архимедова журавля, поднятый к звездам, бледным от соседства полной луны.
— Архимед идет, Архимед! Радуйся, мудрый! Пропустите главного строителя машин. Скажи, Архимед, мы победим? Отобьемся?
— Если будем сражаться с врагами, а не друг с другом, — ответил ученый.
Гераклид, отряхивая с плаща травинки, подошел к сторожевому костру и обнял учителя.
— Пришел на всякий случай проститься, — сказал Архимед.
Они отправились бродить по освещенной луной площади, беседуя о всякой всячине — многогранниках, законах полета стрел, устройстве вселенной. Но смысл этой беседы не умещался в словах. Ученик и учитель вспоминали прожитые годы и радовались дружбе, которую сохранили вопреки обстоятельствам.
Прощаясь, Гераклид все же пе выдержал и спросил Архимеда о шансах на победу.