Училка и мажор
Шрифт:
Наглый! Это уже ни в какие ворота!
—Что значит не выпустишь?
—Туда, куда мы пойдем и как доберемся, платье необязательно, а вот джинсы и свитер — вполне.
И только сейчас я полностью осматриваю внешний вид Рустама. Он облачился в черные джинсы с потертостями, грубые ботинки, ту же куртку-авитатор, и вся это прелесть дополнена рубашкой на выпуск, на рукавах которой видно запонки. Все самое несочетаемое смотрится как самое подходящее друг другу. И все это потому, что на Белова хоть мешок натяни — он и в нем соблазнит тебя.
Жаркие поцелуй обрушивается на мои губы, и одновременно
—Три минуты, или я стяну его прямо сейчас, и мы никуда не пойдем.
Рустам прижимается ко мне так сильно, что я ощущаю пульсацию, отдающую вниз живота от возбужденного члена, ощутимого даже сквозь джинсы. Ух.
—Отбой, я и трех не вытерплю, — с этими словами рустам нагло набрасывается на мой рот и одновременно с этим ведет горячими как само пламя руками по бедрам вверх, отдельно останавливаясь на выпирающей косточке. Сказать, что я сейчас могу думать — соврать. В какой-то момент руки сами тянутся к рубашке и начинают нетерпеливо расстегивать ус певшие надоесть пуговицы. Мало, мало, мало.
Резкий рывок, и вот я уже полностью обхватываю ногами узкую талию Белова, упираясь самым сокровенным туда, куда порядочные девочки обычно не смотрят. А я не только посмотрела, но и потрогала, поддавшись вперед и насаживаясь на громоздкую выпуклость.
—Подвинем свидание, — рычит Рустам, перекидывая меня на кровать, сквозь шорох одежды слышно лишь тяжелое дыхание на двоих, в голове происходит полный бардак, кровь шумит в висках. На холодных простынях контракт в температурах такой, что скоро пар пойдет. Но вот открывшаяся передо мной картина полностью лишает здравого смысла. Не качок, да, он однозначно не он, но фигура просто выкована словно по самому идеальному образцу. Пока я жадно оглядываю и ощупываю пытливым взглядом возвышающуюся надо мной исполинскую фигуру, Рустам уже успевает расправиться с моим платьем и стянуть чулки, цепляясь за них стальной хваткой зубами.
Легкие, будоражащие душу касания шершавых губ, заставляют меня выгибаться дугой и остервенело желать большего. Сейчас я не думаю ни о чем, кроме как о том, что эти губы, стянув чулки, начинают путешествие по телу вверх, оставляя влажный след, а вместе с ним и табун мурашек.
—Скажи мне, как тебе нравится.
—Что? — хрипло стону в ответ.
—Как нравится? Жестко или мягко, быстро или медленно? — повторяет вопрос Белов, а я начинаю медленно приходить в себя, вглядываясь сквозь дымку похоти в затуманенные возбуждением глаза. Зардевшись от таких вопросов, опускаю взгляд. Неловко? Да, я словно первый раз слышу слово «секс», хотя, вспоминая предыдущий опыт…не мудрено.
—Не знаю.
—Что значит «не знаю»? — смесь замешательства и даже какого незыблемого удивления отражается на лице парня.
Ну еще бы, это он у нас тут секс-машина и небось еще будучи в садике имел целый гарем, а я вот наоборот. Весь мой скудный опыт закончился одним человеком, с которым я и узнала, что значит быть
—То и значит, что не знаю, — пытаюсь отодвинуться и притянуть ноги к себе. Я в одном лифчике и трусиках. Господи, Рустам за секунды раздевает не только глазами…
—Херь какая-то, ты что ни-ни еще?
—Да-да уже, — злобно вперяюсь в Белова, а вот у парня выражение лица такое, что точно не угадаешь, он либо испытывает облегчение, либо хочет кого-то убить. Рука властно опускается на талию, скользит под резинку трусов, проводя невидимые узоры под кожей. — просто я не знаю и удовольствия особого я не испытывала.
—Ты кончала… — уверенно заявляет. Не то спрашивает, не то утверждает.
Молчу. И он молчит, только дышит тяжело и как-то очень громко, а я продолжаю смотреть на него, то и дело отвлекаясь на пульсирующую жилку на шее. Так и хочется провести губами…Господи, это я? Это мои мысли? Откуда взяла эта похотливая самка? А потом до мозга доходит вопрос. Хотела бы я знать, черт возьми, как оно, испытывать удовольствия от члена внутри тебя, а не от пальцев, догоняюсь потом самостоятельно.
—Боже, Рустам, да, я кончала, но от самого секса я не испытывала удовольствия, и я понятия не имею, как мне нравится, потому что мне не нравилось никогда! — выкрикиваю в лицо опешившему парню, наблюдая, как его ухмылка растягивается все шире и шире. Удовлетворенно хмыкнув.
—Ладно, малыш, я просто…черт, я охренеть как рад, что я буду первый доводить тебя до сорванного голоса раз дцать за ночь, потому что мне одного будет ой как мало, — опускается прямо перед моим лицом, переводя взгляд то на губы, то на глаза. — Когда ты злишься, мне особенно хочется опрокинуть тебя и отыметь так, чтобы единственное, что ты смогла произнести, было «еще». И чтобы кричала мое имя, когда кончала. Малыш.
Произносит, практически причмокивая от предвкушения и взирая на меня так, как обычно смотрит удав на свою добычу.
И тут мой взгляд цепляется за рваный порез внизу живота, давно заживший, но смотрится он при этом не менее страшно. Рука иррационально тянется к отметине, легко касается подушечками пальцев. Шершавая, кожица заметно розовее. Такие вещи не случается, если ты ребенком упадешь с качели, например. Даже если ты после операции. Это совсем другое…это смотрится ужасно.
Весь мой вид точно достигает апогея шока, пока я веду вниз прямо под пояс штанов, не замечая больше ничего вокруг.
—Так уж и сразу, детка, — скользит в ухо почти что игривое утверждение. Но с ноткой предупреждения. Едва заметно, но ощутимо. Мои пальцы распускают ремень, приспускают брюки, и я абсолютно не стесняясь вижу продолжение шрама. Огромный рубец толщиной в два пальцы и практически на все бедро «украшает» такую идеальную фигуру. Воздух моментально выбивается из легких, а рука опускается на кровать словно не живая. Трусы топорщатся, а я так и смотрю «туда», в отметину, которую никому бы не пожелала иметь.