Училка

Львова Марина

— При чем здесь Оксана? Я же у тебя ничего не спрашиваю. Почему ты на меня набросилась? Я понимаю, тебе сейчас трудно. Мне жаль, что так получилось с твоей сестрой. Я вам очень сочувствую. Она была тебе родной?

— Нет, двоюродной.

— Отчего она умерла?

— Наркотики.

Настя испуганно ойкнула и прижала руку к лицу. Она уже совсем забыла, что эта беда коснулась и Марьяшки. Валерий отвернулся к окну и подошел к письменному столу.

— Прости, я не хотела.

Валерий не ответил, рассеянно потрогал листы бумаги, стопкой лежащие на столе, повернулся к книжному шкафу,

провел рукой по корешкам плотно стоящих книг.

— Ты прекрасно знаешь, что нас с женой ничего не связывало последние годы. Мы общались только из-за Марьяшки.

— Но я же вижу, что ты расстроен.

— Просто у меня опять не ладится с работой.

— Тогда мне тем более не хочется тебе мешать. А я еще напомнила о жене, — начала оправдываться Настя.

— Перестань. Это мне нужно выразить тебе сочувствие. Тебе трудно пришлось последнее время. Как ты еще держишься с таким спокойствием? Ты похудела, тебе нужно больше отдыхать. Я постараюсь пораньше забирать Марианну.

— Нет, она совсем не мешает, а потом, Кирилл занимается с ней, объясняет математику, им вдвоем веселее.

— Я сейчас поеду, тебе нужно отдохнуть, завтра рабочий день.

— Не надо, останься на ужин, к тому же у меня бессонница — я теперь долго не могу заснуть.

— Привезти тебе хорошее лекарство?

— Нет, не надо. Я уже нашла средство, как с этим бороться. — Настя засмеялась.

— Поделись секретом.

— Боюсь, тебе оно не подойдет.

— Почему?

— Готова спорить на что угодно. Когда мне не спится, я читаю или играю в одну игру. Очень простую. Я вспоминаю эпизоды из книг, имена героев, их приключения.

— Книги?

— Да, только я вспоминаю любовные романы.

— Я не думаю, что тут большое поле деятельности.

— Но ты не прав.

— Насчет чего?

— Насчет поля деятельности. Сзади тебя книжный шкаф, целиком заполненный книгами этого жанра.

— Это все? — Изумленный Валерий повернулся лицом к шкафу и более внимательно взглянул на книги: — Поразительно! Сколько же их тут?

— Девятьсот шестьдесят семь, не считая непрочитанных. Они лежат на столе.

— Это серьезно? Ты все это прочитала?

— Да, и не раз.

Валерий подошел к столу, стал перебирать стопочку книг. Рядом он заметил стопку листов, исписанных мелким почерком.

— А это что?

— Это… это я сама пишу. — Настя взглянула в глаза Валерию и торопливо продолжила, словно боялась, что он начнет над ней смеяться. — Понимаешь, после смерти Галки мне в голову стали приходить какие-то эпизоды, диалоги. А я никак не могла вспомнить, откуда это, из какого романа. Пока не поняла, что придумываю сама. Одно время я это терпела, а потом меня просто стало угнетать настолько, что захотелось написать, выплеснуть на бумагу. Вот я и начала… стало легче.

— Господи, это же каменный век.

— Почему? — обиженно спросила Настя.

— Я говорю, что глупость тратить столько времени и писать все от руки, когда люди давно придумали компьютеры. Я возьму эти листки и отнесу на работу. Девчонки завтра днем наберут, я тебе вечером привезу. Что ты на меня так смотришь?

— Я думала, ты надо мной будешь смеяться.

— Почему? Я уважаю людей, серьезно занимающихся

каким-либо делом. А такое количество книг может прочитать только очень увлеченный человек.

— Но в этих книгах написано больше ерунды, чем реальности, как говорит моя мама.

— Ты неспособна на ерунду. Тем более мне обидно видеть, что ты так нерационально тратишь свое время. Время — самое дорогое, что есть у человека.

— Странная точка зрения, я не согласна с этим.

— Послушай, мне не хочется сейчас с тобой спорить, но просто больно смотреть на это. — Валерий поднял страницы рукописи. Листочки жалко повисли на его руке. — Ты обиделась на меня?

— Нет, просто вспомнила…

— Прости, я совсем забыл о том, что тебе пришлось перенести.

— Да нет, все случилось так быстро, что я даже не успела опомниться, прийти в себя. Отупение какое-то охватило. А труднее всего мне было на поминках, их отмечали у Галки на квартире. Собрались почти все наши институтские подруги. Представляешь, многие из них увиделись впервые после окончания института. Прошло столько лет, у многих дети выросли и пошли в школу. Мы все сидели за столом, вспоминали институтские годы. И я вдруг поняла, что больше никогда не увижу Галку. Мне так обидно стало, так грустно. Несколько лет назад умер наш учитель, наш институтский преподаватель, а многие об этом даже не знали. Мы боготворили его, считали чуть ли не святым, хотя в те годы о религии даже не упоминали. Мы принимали на веру все, что он нам говорил. И нам казалось несправедливым, когда он говорил, что хорошие ученики обычно не вспоминают о своих учителях. А ведь он был прав. У всех нас своя жизнь, и в суматохе мы забываем о самой элементарной благодарности тем, кто воспитал и научил нас. К чему я все это начала говорить? — Настя обхватила голову руками и потерла виски. — А, вспомнила. Наш учитель читал курс педагогики. На его лекции битком набивались целые аудитории, но ты бы видел, в каком состоянии были у него конспекты! В ходе лекции он доставал листочки, клочки бумаги разного размера, мы записывали за ним его быструю речь с такой скоростью, что порой сводило до судороги руку, или замирали и слушали примеры, которые он приводил из своей практики. Знаешь, чего мне всегда хотелось? Чтобы курс его лекций был издан в виде большой тетради, лист должен быть разделен на две части. На левой — размещался бы текст самой лекции, а правая была бы пустой. На ней можно было бы писать вопросы, примеры, новую информацию. Представляешь, сколько бы тогда экономилось времени? Преподаватель мог бы читать лекцию, а студенты следить глазами по тексту, а потом можно было бы вести свободную дискуссию.

— А зачем тогда учебники?

— Чтобы учить материал, но ведь лекции всегда несут в себе отражение личности преподавателя, элемент общения, если хочешь — преклонения перед личностью преподавателя. Почему ты так на меня смотришь? Тебе кажется, что я говорю глупости?

— Нет, это очень интересно. Но я, пожалуй, пойду.

Валерий резко поднялся и направился к выходу, потом внезапно остановился, вернулся к столу, быстро собрал лежащие стопочкой страницы рукописи, кивнул головой на прощание и скрылся за входной дверью. Настя бросилась за ним: