Учитель афганского
Шрифт:
Руки идола дернулись и стали быстро смыкаться. При этом они начали вращаться, а украшавшие их шипы вонзились в землю, вспахивая ее почище плуга. Частота вращения все увеличивалась, пока не достигла такой величины, что крутящиеся с бешеной скоростью шипы не слились в зловещий нимб.
Талибы с криками побежали, но бежать им было далеко, целую сотню шагов, да еще по неровной местности, покрытой кочками и сухой травой, и чтобы их преодолеть, им понадобилось бы не менее полуминуты, у них же не было и десяти секунд.
— Фак! — заорал
Забыв о женщине, он рванулся прочь от катящегося на него ревущего плуга, Ширин последовала за ним. Женщина визжала от страха и пыталась схватить Карвера за руку, но полковник яростно отпихивал ее.
Шум гигантской косилки быстро нагонял их, он уже был рядом, даже чуть впереди.
Карвер, взревев, сделал последний решающий рывок, уже видя обострившимся боковым зрением рубящие воздух шипы. Он умудрился проскочить между ними и рухнуть на траву, рядом упала Ширин, и в тот же миг с многотонным металлическим стуком руки идола сомкнулись.
Вверх взлетели какие-то лохмотья и ошметки, и крик талибов прервался на высокой ноте. Наступила тишина.
Лежа на траве, Карвер прикурил сигару и сказал, ни к кому особо не обращаясь, не считать же эту кривоногую макаку за собеседника:
— Кто бы мог подумать, что эту сигару мог курить уже кто-то другой.
Гигантские руки опять пришли в движение, чтобы вернуться на место, для встречи следующих путников. Шипы на этот раз крутились как-то нехотя.
Когда они окончательно остановились, в одной из вымоин зашевелилась накиданная жухлая трава вперемешку с грязью, и показалась чумазая голова.
— Воистину Всеотец знает, кого спасает, — не успел Браин это произнести, как был выволочен наружу крепкой рукой полковника.
Талиб некоторое время поизучал лица непрошенных визитеров, а потом с негодованием воскликнул:
— Как ты смеешь до меня дотрагиваться, неверный? Меня дважды спас Всеотец, я его избранник.
Карвер отвесил ему чувствительную затрещину, а когда Браин отшатнулся — еще и пинка. Талиб, скуля, запрокинулся на землю.
— Хочешь, чтобы я еще раз до тебя дотронулся?
Талиб покачал головой.
— Где карта, выродок? Хочешь сказать, что не понимаешь по-английски? — Карвер быстро обшарил пленного, но ничего не нашел. — Говори, где карта!
Браин показал на голову.
— Ты хочешь, чтобы я вскрыл тебе черепушку? — догадался полковник.
— Я ее запомнил. А сама карта погибла там, у идола.
— Ты знаешь, где самолет? Ты проведешь меня к нему?
Браин понял, что американцу ничего не известно об его истинных намерениях и быстро кивнул.
— Не вздумай меня обмануть.
Талиб искренне замотал головой, словно недоумевая, как на него могли возвести такую напраслину. Чего-чего, а врать на востоке всегда умели.
И Карвер поверил. Он завязал талибу руки за спиной, а на шею надел сыромятный ошейник.
— Всегда хотел иметь злую собаку, — доверительно
Браин смиренно промолчал. Он то знал, что когда они найдут черный минарет, гринго уже ничто не поможет.
Салам и Покча испуганно переглянулись, спрашивая друг у друга:
— Что это было?
Максуд промолчал.
Эхо неожиданно прозвучавшего вопля постепенно затихло, и белесые клубы тумана продолжали плыть вокруг, как ни в чем не бывало.
— Я что-то слышу, — тихо сказал Покча. — Там.
Он указал рукой. С той стороны, действительно, раздавался ритмичный монотонно повторяющийся шум. Короткое время Максуд колебался, куда им двигаться, то ли на шум, то ли от него. Потом он решил, что, плутая в тумане, они могут случайно вернуться к поджидающему их снаружи плаксе, поэтому надежнее иметь какой-нибудь ориентир.
Они двинулись на шум. С каждым пройденным шагом шум становился все отчетливее, слышались отдельные громкие хлопки.
В разрыве тумана они вышли на дорожную колею.
Вновь воздух прорезал знакомый рев, но теперь они сразу поняли, что он означает. Где-то рядом, скрытый туманом, стоял грузовик и подавал сигналы, скорее всего, он сбился с пути и старался привлечь к себе внимание.
— Люди! Спасите! Мы здесь! — закричали они вразнобой. — Сюда!
Но никто не откликнулся.
— Они нас не слышат, — в отчаянии произнес Салам. — Как только туман рассется, они уедут, и нам конец. Плакса этого только и ждет.
— Что же мы стоим? — спросил Покча. — Надо идти!
— Воистину!
Салам и Покча с энтузиазмом двинулись по дороге, даже не спросив себя, откуда она здесь взялась. Уже через пять минут они не знали, где находятся. — Заблудились, о господи, — заныл Покча, никогда не отличавшийся твердостью духа.
— Заткнись, трус! — оборвал его Максуд, стоявший с каменным лицом. — Там что-то есть.
Он указал вперед.
Туман сгустился, что-то темное, обьемное было в нем.
Когда они подошли ближе, из тумана неожиданно выступил продолговатый мрачный корпус барбухайки. Тентованный грузовик. Разукрашенный. На тенте надписи на дари и пуштунском «Да здравствует демократическая республика Афганистан».
— Хвала Аллаху! Люди, мы здесь! — закричал Покча, но, как и в первый раз никто не отозвался.
В полном молчании со стороны неведомых хозяев они обошли барбухайку. Она была чрезвычайно запущена даже для Афганистана, где ни в грош не ставили уход за техникой. Скаты спущены, диски погнуты, кузов в бородатой ржавчине. В кабине из-за плесени не видно стекол.
— Машина давно брошена. Кто же тогда подавал сигналы? — спросил Покча дрожащим голосом, но ему никто не ответил.
За первой машиной приткнулась вторая, такая же разукрашенная. Третья. Четвертая. Все барбухайки размалеванные. Похоже на агитационную колонну. Много их таких сновали по Ниджрау в свое время, пока их не поставили на место.