Учитель истории
Шрифт:
Вроде Мних и его сотоварищи очень торопились, а в путь не трогались, все совещались, ругались, кучковались и вновь расходились; видимо, не могли прийти к общему решению. И за это время в порт пришел византийский торговый корабль. Мних тотчас отправился на берег, оказывается, хозяин этого корабля, крупный купец, друг Зембрия, еле сбежал из столицы, принес вести страшные, да вполне ожидаемые.
…Главнокомандующий войсками Никифор вернулся из похода, встал лагерем напротив Константинополя, на азиатском берегу Босфора, объявил себя императором Византии. Евнух Самуил хотел было воспрепятствовать этому произволу,
В это же время во дворце евнух Самуил предпринимал все меры, чтобы отразить этот заговор и отстоять власть. Даже была попытка выдвинуть нового императора из потомков Романа Лекапина. Да этот претендент, евнух Василий — незаконнорожденный сын бывшего императора, тоже вновь всех предал, вступил в сговор с могущественным полководцем. Именно Василий ночью открыл ворота в Большой дворец для гвардейцев Никифора. Используя тайный подземный ход, Самуил и еще несколько человек смогли скрыться, а остальных, явных сторонников и ставленников Зембрия Мниха, тут же казнили или арестовали.
На следующий день, едва были убраны трупы и смыта кровь, во дворце состоялась помолвка Никифора и Феофаны, и только новый царь сел на трон — первый указ: поймать Зембрия Мниха, доставить только живым. Вновь начались гонения на единоверцев Мниха, дома доктора и его сторонников разграбили, подожгли.
Все это доктор пересказал всем, в том числе и Астарху. Однако утаил другое. Бозурко арестован. В доме Аны был обыск, вроде никого не тронули, да все под домашним арестом, а дом под наблюдением — ожидают появления Астарха либо самого Зембрия Мниха…
Эти вести подстегнули всех, быстро было принято решение. Первый корабль с несметными богатствами идет на восток через Средиземное море в Тирренское море, и там, на Севере Италии их уже поджидают; весь груз должен пересечь Альпы и осесть на благоприятных северных склонах этих гор; там, среди местного горного населения будут созданы новые поселения, сказочная страна. А второй корабль вместе с Мнихом, Астархом и еще двумя в фесках возвращается на запад, в район, где ранее базировался экспедиционный лагерь.
Мних все время торопил. Астарх думал, что доктор боится преследования Никифора, а оказалось — чисто природный фактор. Зембрия мог легко найти Сундук, да ему хотелось еще раз полюбоваться задумкой предков.
В знойных густых сумерках они вчетвером сошли на берег не на том месте, а чуть севернее. Прямо над их головами на фоне матово-фиолетового небосклона выступили чудовищные клыки вершин.
— Туда, — указал Мних не на самую высокую гору.
С земли казалось — рукой подать; в эту жару карабкались очень долго, и чем выше, тем прохладней, ветреней, а у вершины стало совсем холодно, аж жуть. Товарищи Мниха хоть и были ровесниками Астарха, а даже за доктором еле поспевали, выбились из сил, на своем о чем-то ныли, за что Зембрия их грубо ругал.
— Смотрите, какое очарование! — уже стоя на вершине, воскликнул Мних. — Успели. Только в эти дни, дни летнего солнцестояния, бывают здесь такие ночи и эти замысловатые серебряные облака, отражающие свет.
Действительно, вид был сказочный! Множество звезд,
— Чудо! — шептал Мних. — Такого я раньше не видывал, прежде бывало скромнее… Это знак! Эти облака направлены прямо с юга на север, указывают, откуда мы вышли, куда должны пойти и, может быть, когда-нибудь вернуться.
— Хватит сказки рассказывать, летняя ночь короткая, — заныл один сотоварищ.
— Какие «сказки»? — возмутился Мних. — Землю познавать и беречь надо, а не высасывать все, как из соска матери… Вот смотрите, какое чудо! От этих облаков чуточку отражается свет, и только он может слегка осветить вон тот склон, вечно защищенный от солнца и луны… и видите что-то белеет, словно фосфорит… хе-хе, это и есть наш Сундук.
Астарх все поражался, как Сундук не нашли — лишь маленько он булыжниками забросан, и прямо на отвесной скале, по над широкой горной тропой — небось, как в спешке схоронили, так и лежал веками, и только чем-то смазали металл, чтобы блестел в такую ночь, а вообще, думал он, уже неся Сундук, тара вроде из золота, а не очень тяжела, так что четверо человек без особого труда могут его нести, по крайней мере, с горы.
О чем думал на обратной дороге Мних, неизвестно, может быть — как долог путь до моря? По крайней мере, он гораздо старше всех, больше всех кряхтел, тяжело дышал, частенько просил устроить привал, словом, вел себя вполне обыденно, чего не скажешь про двух других. Эти, в фесках, теперь торопились, всю дорогу читали одну и ту же молитву, так, что и Астарх ее невольно заучил; и все время легонько, благоговейно поглаживали ношу, не выпуская ее даже на привале. Именно они во время последнего привала закричали:
— Земля трясется, трясется земля!
— Сами вы трясетесь и дрожите! — по привычке обругал их доктор.
Больше эксцессов не было. Сундук погрузили в лодку, тщательно закутали плотной тканью. С рассветом были уже на корабле, в открытом море. Здесь предусмотрены все меры безопасности. Капитан вроде из своих, свободен, свободны в передвижениях еще четыре человека: два повара и два санитара, тоже не абы как, а взяты на борт по рекомендациям. А остальные — шестьдесят гребцов-рабов наглухо прикованы к палубе, у своих весел. Так они и гребут, и спят, и едят, и нужду справляют, скидывают все в море. Всем обещаны огромные гонорары, даже задаток выдан, а рабам гарантирована еще и свобода.
Тем не менее, Мних и его сотоварищи постоянно у Сундука: один не должен спать, на посту.
Как обычно, с утра распекло; влажность, жара. А так погода прекрасная, море спокойное, все вроде сделано, и Мних отдал приказ капитану: «Полный вперед, на Тирренское море, в обход всех островов… живой огонь наготове, я сплю, вы на посту».
Так получилось, что Астарху более Сундук не доверяют, и он свободнее всех, довольный лег спать в тень борта, да долго спать не пришлось. Капитан был начеку, именно он закричал, увидев, как со стороны уже исчезнувшего берега ползла по морской глади во всю ширь глаза какая-то возвышающаяся тень, и по все увеличивающемуся, возрастающему шуму понятно — волна.