Учитель. Назад в СССР. 2
Шрифт:
Поля снимала все: от репетиций акробатического этюда до учителей за работой и завхоза с молотком, который ругался на малолетнюю шпану, что пыталась скоммуниздить у Степана Григорьевича рулончик изоленты для наших нужд.
За попытку воровства юные пионеры огребли лично от меня. В наказание отправились отрабатывать уборщиками под началом Бороды в его же мастерские сроком до выходных. Ребятишки огорчились, но я заверил: если днем провинившиеся будут работать без нареканий от завхоза, то вечером жду в обязательном порядке на посиделки у меня во дворе.
В моем доме к этому
Увидев такое дело, вслед за семиклассниками притащились малыши из пятого и шестого классов. Старшие поначалу хотели избавиться от ненужного, с их точки зрения, человеческого балласта, но я заверил, что работы хватит всем. И что командная работа — лучшее, что придумало человечество. Как говорил кот Матроскин: труд он объединяет.
Про говорящего кота пришлось выкручиваться на ходу. Сказал, что это герой новой детской книжки. В принципе, даже ни разу не соврал. Зато сколько новых идей с помощью Матроскина вложил в юные головы. И про крепкую дружбу, что зарождается в моменты трудового подвига. Когда плечом к плечу строгаешь, пилишь, клеишь, помогаешь товарищу — появляется связь, которая длится долго. Очень долго. Иногда всю жизнь.
И про то, что настоявший мужчина должен уметь не только на комбайне работать, но и самостоятельно починить любую технику в своем доме и любую вещь, в том числе и приготовить обед из трех блюд. С обедом вышли жаркие споры, пацаны уверяли меня, что у печи стоять не мужское дело. Надеюсь, мне удалось их переубедить в обратном историями из моей армейской жизни.
Так что пятые, шестые и седьмые классы, пусть и не полным составом, вовсю трудились на украшательными элементами для нашего Дня знаний, забыв про разделение труда на женский и мужской. Постепенно, с моей легкой руки, первое сентября все-таки обрело привычное для моего уха название. Между собой мы так и говорили: «Это гирлянда на вход школы на День знаний, а эта — на стенд, смотри, не перепутай!»
Моя фантазия разыгралась не на шутку, я генерировал идеи, как автомат по производству мороженого. Комбинировал и придумывал новое, опираясь на свой педагогический опыт будущего.
Над входом решено было сделать гирлянду из пятерок и четверок. Причем светящуюся. Я понимал, что вряд ли где достану маленькие лампочки, чтобы соорудить нечто похожее на лампочку Ильича. Потому мы с ребятами придумали взять обычную новогоднюю ленту с лампочками и пропустить ее между вырезанными из фанеры цифрами.
Ниночка не понимала, к чему нам такие заморочки. Потому что утром фонарики никто не увидит. Но мы с пацанами категорически не соглашались с пионервожатой и уверяли, что разноцветные мигающие огонечки, если повесить их под самый козырек, заметят все гости.
В
Гирлянду, кстати, раздобыл для нас вездесущий Митрич. Собственно, Василий Дмитриевич стал для нас кем-то вроде личного завхоза. Каждый вечер он приходил ко мне во двор самым первым, готовил рабочее место. И каждый день помогал мне с ребятишками. Пацанва быстро к нему привыкла и перестала бояться, но относилась с уважением. Митрич же с удовольствием делился своими знаниями: как правильно держать молоток, чтобы не попасть по пальцам, под каким наклоном пилить, как варить клей, как строгать и сверлить.
Так что один на один с архаровцами я не оставался. И это радовало, потому что развязывало мне руки для других дел.
К нашей августовской вакханалии присоединилась и Ниночкина подруга Вера Павловна — учительница рисования и черчения. Вместе с ней мы создавали букварь. Причем делать книгу решили объемной, похожей на настоящую. Долго ломали голову, из какого материала химичить, чтобы поделка получилась большая, но легкая. В конце концов, решили, что папье-маше — самое то, чтобы Буратино мог самостоятельно поднять и вынести книгу на линейку.
Так что мы с Митричем наскоро сколотили отдельный столик из дверцы шкафа, которую я откопал в своем сарае, и коротких толстых чурбачков. Вместо стульев приспособили деревянные ящики и поленья. И теперь девчонки вместе с Верой Павловной резали, мочили, клеили, сушили. Одним словом создавали книгу знаний.
Товарищ Дмитриева переживала, что книга не успеет высохнуть, значит, не успеют ее разрисовать под букварь. Но я не сомневался, что девочки все закончат вовремя.
Со старшими девочками восьмиклассницами занималась Ниночка. Они вырезали красивые украшения на окна первого этажа. Эскизы для трафаретов нарисовала по моей просьбе Вера Павловна.
Учительница рисования оказалась на редкость спокойным и невозмутимым человеком. Никакие катаклизмы не могли выбить Веру Павловну из душевного равновесия. Она молча выслушивала очередное задание, кивала, а спустя какое-то время приносила на утверждение нарисованный эскиз.
Не знаю, почему, но называть ее Верочкой у меня язык не поворачивался. Что-то такое было во взгляде Веры Павловны, и оно не позволяло переступать ту самую черту, которая отделяет уважение и сотрудничество от дружбы и более тесных отношений. Таких вот дружеских, как у нас сложились с Ниночкой… С Ниной Валентиновной.
Сама Ниночка вертелась как электровеник. Кстати, это новое слово плотно вошло в наш разговорный лексикон из-за меня. Пришлось на ходу объяснять, что это за зверь такой. И заверять ребятишек, что в будущем такие метелки обязательно появятся. Детворе так понравилось это слово, что пару вечеров мальчишки и девчонки чуть ли не каждые пять минут вставляли его по поводу и без в свои разговоры.
«Что ты скачешь, как электровеник!» «У тебя что, электровеник в попе?» «Метнись элетровеником и попроси у Егора Александровича обычный веник». И все в таком роде.