Учительница нежная моя
Шрифт:
Ручка вывалилась из руки, закатилась под стол. Далеко. Поэтому не удивляйся, что пишу другими чернилами. Когда у тебя присяга? Я обязательно приеду. Что тебе привезти?
Мать замучила нас с отцом. Меня постоянно пилит, что сижу дома, ни с кем не общаюсь. Его – за то, что он бросил преподавание и погряз в одной науке, поэтому мало денег. Она только и твердит, что надо запасаться, запасаться, запасаться. Всю кладовку и коридор заставила мешками с гречкой и пшеном, и все ей мало. Это какой-то дурдом, Ясик!
Недавно
Слушай, мне принесли кассету с новым альбомом Цоя. Я просто балдею! Жаль, что ты не можешь послушать!
Снова за окнами белый день,
День вызывает меня на бой.
Я чувствую, закрывая глаза, -
Весь мир идёт на меня войной.
Хочу научиться играть на гитаре. Тут есть один знакомый, который здорово учит.
Тьфу ты, мать с работы пришла. Зовет. Ну что опять ей от меня надо?!
Целую, Ясик, пиши!
Твоя Женя.
Он сложил тетрадный листик в клетку, стараясь соблюсти последовательность сгибов. Зачем-то засунул письмо обратно в конверт.
В другой раз он немедля засел бы за ответ. Но не сегодня. Угнетающей плитой давило мозги, щёлкало хлыстом: «Ищи хлястик, ищи хлястик…»
Пропажу хлястика от шинели он обнаружил утром, перед построением роты на завтрак. Его шинель висела на вешалке, а вот хлястика не было – одни пуговицы торчали беззащитно, как глаза сироты.
– Молчанов, выйти из строя! Почему не по форме одежды? – насел Логвиненко.
Ярослав попытался объяснить.
– Не украли, а просрал! – оборвал сержант. – Это твоя вина, боец! Молчать! Твое обмундирование – это как знамя части! Ты обязан следить за его внешним видом и сохранностью…
4-я рота стояла на плацу притихшая. Минуты тикали. Столовая поддразнивала голодных бойцов своими запахами, в которых угадывались гречка с лучком и тушеное мясо с подливой. Но 4-я рота мимо завтрака пролетала. И все из-за такой мелочи, безделицы, какого-то вшивого куска войлока.
Логвиненко продолжал долбить, что без хлястика они никуда не пойдут, и Ярослав не мог понять, издевается он, или в самом деле ждет, что пропавшая деталь униформы невесть каким образом упадет с неба.
Голод подступал к глоткам бойцов, заныривал в утробы, бередил внутренности. От этого голода они стремительно свирепели. Ярослава толкали и пинали. Зло косил щелочки своих глаз узбек Кулиев. Бубнил угрозы хмурый молдаванин Бараган. Коренастый Леша Лукашов сквозь зубы обещал Ярославу устроить ночью тёмную.
В
– Товарищ старший сержант, что-то живот скрутило, – подал голос Игорь. – Разрешите в казарму?
Логвиненко зыркнул на него тяжелым взглядом.
– Иди.
Игорь уплелся. Но через минуту выскочил из казармы, живой и здоровый.
Логвиненко будто ждал его. Встретил ехидно:
– Полегчало?
– Так точно. Разрешите встать в строй?
Скользнув между бойцами, Игорь что-то вынул из кармана и сунул Ярославу.
– На.
Хлястик! Кто-то сзади мигом прицепил его к шинели Ярослава. Волна облегчения прокатилась по рядам.
– Рота, в столовую шагом марш! – гикнул Логвиненко.
Изголодавшиеся солдаты рванули в столовую.
Успели. Хоть и остывшей еды, но поели.
Когда вернулись в казарму, Игорь тут же отнял хлястик у Ярослава. Оказалось, он выпросил его у кого-то из третьей роты, пришлось тремя сигаретами угостить.
– А ты, Ярила, давай думай, где свой хлястик найти.
Ярослав стал тыкаться по казарме, приставать к бойцам с наивными вопросами. Над ним в лучшем случае смеялись. В худшем обещали отделать, если снова опоздают из-за него в столовую.
– Ищи, Молчанов, ищи! Не то капец тебе, – многозначительно шевелил костлявыми пальцами лысый дылда по кличке Арнольд. Ему гоготливо поддакивало шакалье.
Но где искать? Ярослав погрузился в мрачное отчаяние.
Кражи вещей в казарме были обычным делом. "Свистнуть чужое для советского солдата – что два пальца обоссать", – бесстрастно констатировал Леша Лукашов. У самого Леши красть побаивались – он имел третий разряд по боксу в полулегком весе.
Крали всё – материю для подворотничка, бритвенные лезвия, нитки, еду, крем для обуви и даже писчую бумагу. Её в ленкомнате было навалом, но почему-то приятнее было стащить у товарища по оружию.
Однажды у Ярослава пропало даже Женино письмо, которое он бережно хранил в тумбочке между книгой стихов и блокнотом. Хотел его перечитать – нету! В последний момент заметил, как толстяк Беляев сворачивает к сортиру, комкая знакомый тетрадный листик. Настиг Беляева у самой кабинки, еле успел отнять.
– Зачем тебе, сволочь, мое письмо понадобилось? Бумаги мало?
– То не то. Люблю на горшке почитать, – признался паскудник.
У самого Беляева беспрерывно воровали жратву, которую ему слала деревенская родня. То и дело казарма всплакивала его голосом: "Кто взял сало?" "Где мое печенье?»
Но все эти кражи были сущей ерундой, детской шалостью. Вот исчезновение хлястика – это была чертовски серьезная проблема.
Ярослав обшарил всю сушилку. Кроме пахнущих кнурятиной портянок, ничего не нашел. В отчаянии сунулся в каптёрку, выпросив ключ у сержанта Бокова. Но сыскал там лишь кусок шинельного войлока. В ленинской комнате он попытался вырезать из него полоску, похожую на хлястик. Игорь его остановил, зашвырнул нелепый войлок подальше.
– Хочешь быть посмешищем?
В обед Ярослав снова вышел на построение без хлястика. К счастью, роту в столовую вёл Боков. Он засунул Ярослава внутрь строя и велел не высовываться.