Удача бродяги: Рядом, но не вместе
Шрифт:
– Я родился на этом куске космического мусора, мадамис. Поверьте, это обычное дело. Хотя, конечно, третий раз за две недели – перебор.
– А отремонтировать?
Эти люди живут в постоянной опасности всю жизнь и настолько к ней привыкли, что не замечают!
Мужчина дернул щекой.
– Ремонтируем. Все время ремонтируем. Но станция старая, материалов мало. Люди годами живут без зарплаты. Детей кормить не на что. Никто не будет перетруждаться в таких обстоятельствах.
– Но если кто-нибудь погибнет?
В ответ – пожатие плеч. И я поняла,
Над дверью тускло загорелся красный огонек. А потом оповещатель включился уже в кафе. Техник посмотрел на него в удивлении и покачал головой:
– А ведь вы были правы, мадамис. Это не внутренний пожар. Могут заблокировать всю секцию! Выходите! Немедленно!
Он повысил голос:
– Господа, все на выход! Опасность разгерметизации. Немедленно покиньте здание!
На удивление, вот его – послушали.
Мы выскочили на улицу одними из первых. Там уже собралась небольшая толпа, которая глазела на что-то, происходящее уровнем выше.
Кто-то что-то прокричал на незнакомом языке. Из соседней двери гостиницы, из других зданий, начали выскакивать люди. Все они, не мешкая, поспешили в одну сторону. Даже зеваки забыли про зрелище и включились в общий поток.
Я изо всех сил крутила головой, надеясь высмотреть Нордвелла, но его нигде не было. Людей становилось все меньше, чтобы не отстать, я побежала следом.
Поняла, что они все заскакивают в открытые вдоль улицы одинаковые двери, оформленные яркими желтыми и красными полосами, правда, в большинстве – и эти «украшения» не выглядели новыми. Когда я подбежала к одной из таких дверей, ее как раз закрывали. Я мельком увидела небольшое квадратное помещение, заполненное людьми.
Дверь захлопнулась перед моим носом. Рядом с ней крупно чернела надпись на нескольких языках. Нижняя строка – корпоративный английский. Я прочитала: «Аварийная камера. Вместимость сорок человек. Срок автономного жизнеобеспечения 24 часа».
Я огляделась в поисках других открытых дверей. Но большинство по улице уже было заперто. Побежала вперед – мне казалось, что раз дело дошло до аварийных камер, то опасность действительно существенна. Тем более что запах дыма отчетливо ощущался уже и на улице, по которой я бежала.
На Фелице такие аварийки тоже есть. Они в основном расположены в магазинах, общественных зданиях и в жилых отсеках. Но я не помню, чтобы на Фелице хоть раз кому-то когда-то пришлось ими воспользоваться.
Где-то близко шипела гидравлика, блокируя жилые здания. Вдруг кто-то сзади дернул меня за руку.
Я обернулась и увидела давешнего подростка. Он выразительно показал пальцем, куда бежать, и помчался сам, первым.
Мы оказались у разломанного входа в метролифт. Я, не раздумывая, залезла в темный туннель, и поняла, что он не такой темный – свет проспекта пробивался сюда сквозь обшивку корпуса, давая возможность видеть происходящее. Он блестел на полозьях магниток, которые когда-то удерживали сферы метровагонов на расстоянии от стен туннеля. Сейчас гравитационные контуры станции работали
Мой провожатый уже бежал по рифлям, набросанным кем-то на полу желоба для удобства передвижения. Рифли гремели.
Я припустила следом. Кишка метролифта, я помнила, тянется вдоль проспекта, так что заблудиться было бы трудно. Вдруг сзади раздался еще один механический звук. Обернувшись, я поняла, что аварийные системы заблокировали вход в лифт, а значит, немедленной гибели от разгерметизации нам не грозило.
Мальчишка по-прежнему, однако, громыхал впереди, не собираясь останавливаться.
Я догнала его через сотню шагов, у следующего развороченного входа. Аварийная защита опустилась и здесь, но рядом находилась дверь, обрамленная желто-красной полосой. «Для обходчиков», подумала я. «Или для работников аварийных служб».
Мальчишка со всей силы заколошматил в нее, и она через несколько секунд открылась, впуская нас внутрь.
Там тоже были люди. Тусклый, как везде на станции, свет, тем не менее, позволил мне их разглядеть. Несколько человек. Женщина с двумя детьми, Трое худых, неприятной внешности мужчин. Подросток, который меня привел, громко шмыгнул носом и что-то быстро сказал на своем языке.
Один из мужчин криво улыбнулся, подаваясь вперед и доставая нож. Я даже испугаться толком не успела, он что-то потребовал на местном языке. Потребовал, водя ножом на расстоянии сантиметров тридцати от моей шеи. Я чуть не упала, попытавшись отступить назад, но уперлась спиной в штурвал запорного механизма двери.
Приехали. Хотя бы знать, чего он хочет.
– Не понимаю! – сказала я. Голос прозвучал испуганно и жалко. Пришлось повторить медленней и четче – Я вас не понимаю!
Женщина вскинулась, передала младшего своего ребенка старшему. Подошла к мужчине с ножом, что-то ему сказала. Я понадеялась, что перевела мои слова.
Они перекинулись еще парой фраз, и мне, наконец, удалось выяснить, в чем дело:
– Деньги, – перевела женщина. – И вещи. Нам нужны твои вещи.
Первая мысль была – эти люди – из тех, кто нас преследуют. Они хотят добраться до денег Переса!
Паника заставила, однако, потянуть время.
– Да у меня нет ничего! Только то, что на мне. Скажите ему, у меня ничего нет!
Деньги Переса – у Переса. Угрожая ножом мне здесь и сейчас – ничего не добьешься. А здешних денег у меня и вовсе нет – Нордвелл не успел добыть. Я даже не знаю, как они выглядят.
Женщина перевела. Мужчина разразился длинной убедительной тирадой, указывая ножом то на меня, то на подростка. Мальчишка, кстати, отошел в сторону, и старался на меня даже не смотреть.
Женщина вновь перевела, осторожно подбирая слова:
– Ты – представитель корпорации. С тобой ходит охранник. Ты живешь в дорогой гостинице. У тебя есть деньги.
Выдохнуть. Сосредоточиться. Вот тут главное не врать… ведь денег у меня и вправду нет. Но надо, чтобы они не разозлились. И надо дождаться окончания тревоги.