Удача мертвеца
Шрифт:
— Только вот к Панаме он шёл с верными друзьями и командой. Обратно он уже шёл одиноким разбитым стариком. Хоть и с победой. Не повторяй его ошибок, парень. Не давай страстям затуманить твою голову, это тебя погубит, — произнёс боцман.
— Давай без проповедей, Пит. Всё равно в итоге Морган стал вице-губернатором и самым богатым человеком Вест-Индии.
— Да при чём тут Морган, болван!? — прорычал старик.
Я пожал плечами и отвернулся.
Старый боцман набрал воздуха, чтобы сказать ещё что-то, но вдруг тяжело вздохнул, махнул рукой и пошёл к шканцам, постукивая тростью
Каюту Филипп уступил мне, а сам переселился обратно в кают-компанию, к остальным офицерам. И теперь вестовой разрывался между двумя капитанами, не зная, на чей зов бежать первым.
Я запер дверь, упал на узкую койку и забылся тяжёлым сном без сновидений.
Следующее утро выдалось пасмурным и дождливым. Я проснулся на рассвете, побрился, вышел на палубу и лично встал за штурвал, отпустив вахтенного матроса. Дождь, как ни странно, оказался холодным, и живо напоминал о тех временах, когда приходилось прятаться от вечной лондонской сырости на чердаках и в подвалах. Я стоял, глядя в туманную даль, где за пеленой дождя прятались вечнозелёные ямайские горы, и думал о том, как бы поизящнее доставить леди Монтгомери в губернаторскую резиденцию. С её нынешним видом нас выставят за порог, не дожидаясь объяснений.
Хлопнула дверь кают-компании, и на палубу вышел Филипп. Он увидел меня, улыбнулся, поднялся на шканцы и встал рядом.
— Доброе утро, капитан, — сказал он.
— Доброе утро, — ответил я. — Капитан.
Француз улыбнулся снова.
— В самом деле, странная вышла ситуация, — Филипп подошёл к компасу и взглянул на стрелку. — Ты изменил курс?
— Чуть исправил. Чтоб быстрее идти, — ответил я.
— Да, мне ещё многому стоит научиться, — сказал он, и на мгновение я увидел в нём того самого мальчишку, с которым сбежал с Доминики. На виске у него красовался шрам от моего пистолета, первый в его карьере пирата, но далеко не последний.
— Учись, пока я жив, — сказал я. — Вот эта хреновина, за которую я держусь, называется штурвал. А вон та, рядом с которой ты стоишь — это компас.
— Спасибо за науку, — хмыкнул Филипп.
— Со временем поймёшь, ты же моряк, — сказал я.
«Мститель» прорезал туманную дымку бушпритом, словно молочную пену, и перекатывался на белых бурунах, ловя каждый порыв ветра парусами. Барк, несмотря на внешнюю неуклюжесть, всё-таки был хорошим кораблём.
— Эд, я хотел попросить тебя кое о чём, — начал француз, но я его резко оборвал.
— Если ты хочешь, чтобы я сошёл в Порт-Ройале, то только если мы купим или захватим мне новый корабль.
— Нет, оставайся, сколько пожелаешь, — сказал он. — Девушка, которая с тобой…
— Нет, — отрезал я.
— Она страдает. Я молюсь за её душу, но ей необходимо меньше сидеть в каюте и больше общаться с людьми. Если ты не заметил, то матросы работают усерднее, стоит ей только показаться на палубе.
— Красуются перед ней?
— Да, но я не вижу в этом ничего плохого, — сказал Филипп. — Знал бы ты, какие предположения они строят на её счёт. Некоторые даже считают её твоей потерянной дочерью,
— Только если бы я зачал её лет в двенадцать. Она всего лишь английский дипломат, которую я взялся доставить на Ямайку. Ничего больше, — ответил я.
— Дипломат?
— Не спрашивай, я и сам не понимаю, как она там оказалась.
Филипп задумчиво почесал подбородок.
— А потом что будем делать? — спросил он.
— Ты вроде капитан, — сказал я, поворачивая штурвал на один румб вправо.
Капитан хмыкнул, записал изменение курса и снова повернулся ко мне.
— Да брось ты. Я и не хотел, пришлось. Не скомандуй я отступление, то давно бы уже рыб кормили. Кто-то же должен был.
— Правильно сделал. Из таких лучшие капитаны и получаются, — сказал я.
Такого капитана, как Филипп Пуассон, точно не стали бы живьём закапывать в песок, подумалось мне.
— Merci, — ответил он. — Наверное, сделаем так. Вместе отобьём твою «Удачу» у Мура, а там видно будет. Готов признать тебя адмиралом, если команда не против.
Я скупо улыбнулся, хотя внутри был готов скакать от радости. Какая-то часть меня всё ещё опасалась предательства, что Филипп высадит меня на Ямайке и уплывёт в закат, но разумом я понимал, что набожный и честный француз так не поступит. Даже если он стал пиратом.
Впереди показались знакомые каждому флибустьеру рифы Порт-Ройала. Солнце стояло в зените, и на смену утренней прохладе пришла влажная тропическая жара, от которой было трудно дышать.
Завидев на горизонте крыши, пираты воодушевились, а я, наоборот, немного расстроился. С каждым ярдом пираты приближались к выпивке и женщинам, а я приближался к расставанию с леди Монтгомери, которая сейчас стояла на баке, глядя на город. Я понимал, что у нас с ней ничего не получится, всё-таки, она — благородная леди, а я — головорез, пират и разбойник. От этого становилось тошно.
Я подошёл к ней и молча встал рядом, не смея заговорить.
— Спасибо вам, Эдвард, — тихо произнесла она, не отрывая взгляда от красных черепичных крыш.
Я промолчал, не зная, что ответить.
— Я буду помнить вас всю жизнь, — сказала она, повернулась и крепко обняла меня на глазах у всей команды.
Я застыл в оцепенении, словно встретился взглядом с Медузой Горгоной. Алисия, опомнившись, густо покраснела и убежала к себе в каюту, а я так и остался стоять, всё ещё ощущая прикосновение её рук. Сердце гулко стучало в ушах, и я не мог поверить, что это всё было в реальности.
Матросы радостно скалились и вполголоса обсуждали эту сцену, а я внезапно почувствовал себя самым одиноким человеком на свете. Я повернулся к команде, прорычал что-то невнятное, чтобы они заткнулись, и пошёл к пассажирской каюте, объясниться с Алисией, но у самой двери остановился и не смог заставить себя постучать.
Я стоял у двери, а мою душу грызли сомнение и страх. Я горько рассмеялся, понимая, что боюсь всего лишь постучать в дверь, хотя не боялся первым вступить в бой или выйти в море в самый жуткий шторм. Я грохнул кулаком по переборке, развернулся и широким быстрым шагом пошёл в капитанскую каюту.