Удача в подарок, неприятности в комплекте

Мусникова Наталья Алексеевна

Лизонька покраснела, потупилась, даже носочком туфельки пару раз по земле шаркнула, а потом всё же насмелилась и прошептала чуть слышно:

– Возьмите меня с собой.

Алексей Михайлович посмотрел на девушку с нескрываемым изумлением. Нет, то, что ей захотелось посмотреть на настоящую, кхм-кхм, чародейку по-человечески понятно и объяснимо, но зачем проситься со следователем? Ведь для сопровождения и моральной поддержки достаточно и жениха, зачем навязываться человеку, который родственником не является, а помимо того, занят делами служебными?!

Елизавета Андреевна словно мысли Корсарова прочитала, закраснела

пуще прежнего и затараторила, благовоспитанной барышне совершенно неподобающим образом:

– Поймите меня правильно, я ни в коем случае не хочу Вам навязываться и чинить какие-либо препятствия Вашему расследованию, - Лиза перевела дыхание, поуспокоилась немного, заговорила размереннее:

– Разумеется, я могу отправиться к Алесе и с Петенькой, и с любым другим своим родственником, что было бы гораздо более благоразумно… - девушка споткнулась, решив, что сказанное ею можно трактовать весьма обидным для следователя образом и, смущённо всплеснув руками, опять затараторила:

– Нет-нет, Вы не подумайте, я никоим образом не хотела Вас обидеть, мне весьма приятно Ваше общество, Вы такой сильный…

– Давайте всё-таки перейдём к сути вопроса, - остановил излияния Елизаветы Андреевны Корсаров, - иначе мы до полуночи тут простоим. Так почему Вы не можете сходить к Алесе с женихом?

Барышня опять потупилась, смущённо завертела украшающую платье ленту:

– Тётушка категорически против моих занятий артефактикой, а Петенька и все остальные не захотят пойти против её воли и тем самым прогневить.

– А я, значит, против воли Вашей тётушки пойти не побоюсь?

Алексей и сам не смог бы сказать, чего в его голосе больше: иронии, гордости или мальчишеского бунтарства, дух коего так и не смог выветриться несмотря на все выпавшие на долю Корсарова испытания.

Елизавета Андреевна посмотрела на следователя как на неразумное дитя, требующее от неё объяснения простых, в доказательствах не нуждающихся, истинах:

– Разумеется. Вы же сильный и смелый, Вам любой запрет нипочём, это сразу видно и понятно, а кроме того, на Вас тётушка гневаться не станет, она испытывает уважение к особам, обличённым властью.

– Лестно, - Корсаров усмехнулся, прикидывая, что ему делать с барышней. По разуму, надо бы её домой или к жениху отправить, нечего ей своеволие проявлять и поперёк воли тётки идти, а если по совести судить, то Алексею Михайловичу компания Елизаветы Андреевны будет не только в радость, но и на пользу. Сам-то он в артефактах не разбирается, все эти обереги с амулетами за шарлатанство считает, а барышня говорила, что сим вопросом весьма интересуется, а раз так, значит, сможет и совет дать дельный. Или просто разоблачить шарлатанку, чтобы времени попусту терять не пришлось.

– Хорошо, Елизавета Андреевна, я беру Вас с собой, но, - Алексей поспешил укротить восторг барышни и сразу расставить все точки над ё, - с одним условием.

– Каким? – насторожилась Лизонька, опасливо посматривая на следователя и по-новому оценивая ширину его плеч, гордую посадку голову и ауру мощи и силы, коим так сложно противостоять хрупкой барышне. А ну, как худое чего замыслить, она же его и не знает толком, что он за человек – не ведомо.

– Не бойтесь, сударыня, барышень я потребляю исключительно каждое тридцатое февраля, и ни в какой иной день, - Алексей белозубо улыбнулся.

От неожиданной, а потому ещё

более тёплой и лучистой улыбки следователя девушка так растерялась, что не сразу сообразила, что тридцатого февраля не бывает. Господин Корсаров шутить изволил, а она глупышкой провинциальной себя в глазах человека столичного выставила, досадно, право!

– Вольно Вам шутить над провинциальной барышней, - обиженно пропыхтела Лизонька, но тут же попыталась взять себя в руки и вернуть беседу в русло сугубо деловое. – Так каким будет Ваше условие?

Алексей Михайлович плечами пожал:

– Оно просто и понятно: в дела следствия не вмешиваться, вопросы задавать исключительно мне и шёпотом.

– Как прикажете, Ваше Высокоблагородие, - фыркнула Елизавета Андреевна. – Прикажете отправляться?

– Позвольте Вашу ручку, сударыня, - Алексей протянул девушке ладонь, помня о том, что дороги в России-матушке всегда оставляли желать лучшего, а башмачки для дам в начале двадцатого века шило более модные, чем практичные.

Лизонька протянутой руки не приняла, плечиком повела, улыбнулась томно, копируя кузину Александрину, коя всегда вела себя так, словно на сцене Александринского театра в главной роли блистает:

– Благодарю за предложение, господин Корсаров, но вынуждена его отклонить, дабы у Вас не сложилось обманчивого впечатления, что я Вам навязываюсь.

«Вот ведь зараза, - восхитился Алексей, коего всегда восхищало проявление характера, - на вид такая вся примерная и послушная, словно кошечка пушиста, а у самой в мягких лапках коготки спрятаны! Пожалуй, власти-то над собой мужу она немного даст, как бы вообще Петенька под каблучком жёниным не оказался».

Мысль о том, что Елизавета Андреевна станет женой Петра Игнатьевича, Алексея царапнула неприятно, словно щепка, невесть как объявившаяся на гладкой ошкуренной скамейке. Корсаров досадливо головой мотнул, словно муху назойливую прогонял и невольно шаг ускорил, точно хотел убежать от неприятных размышлений. О том, как будет за его широким шагом поспевать Елизавета Андреевна, затянутая в корсет и облачённая в зауженное, согласно последним модным веяниям платье, да ещё и узких ботиках на каблучках, Алексей Михайлович не подумал, да и когда раскаяние мелькнуло, спешно его в сторону отодвинул. Право слово, он и так излишне много стал сей барышне размышлений посвящать, а сие для сердечного спокойствия не полезно.

Лиза

Кормилица Ульяна таких, как господин Корсаров, называла коротко и ясно: каженник. Вроде бы и не увечен, не калечен, да и невезучим излишне его не назовёшь, а есть в нём какая-то червоточинка, коя и ему жить спокойно не даёт, и других настораживает, заставляя подозрительно присматриваться и гадать, что же не так с добрым молодцем?

Вот и господин Корсаров такой, с вывертом, казалось бы, образованный благовоспитанный человек, а порой такое сотворит, словно бес в него какой вселится. Сейчас, например, сначала шутил, откровенно забавлялся мной, словно овечкой на лугу или бабочкой на цветке, а потом помрачнел и понёсся, ровно конь необъезженный. Самое обидное, даже не оглянулся ни разу, дабы проверить: успеваю я за его размашистым шагом или уже давно и безнадёжно отстала. А может, это он специально так спешит, надеется, что я отстану и к Алесе не попаду? Может, зря я перед ним разоткровенничалась и про тётушкин запрет обмолвилась?