Удачи тебе, сыщик!
Шрифт:
Перед тем как Классик ушел на разведку и пропал, сыщик спросил у него, кто из соседей с ним дружен. Клоун смущенно улыбнулся и ответил, что его в городе все знают и любят и вообще люди кругом хоть и несчастные, но хорошие. Аннушка, вон домишко напротив, окна с занавесочками в горошек, исключительно душевная, прибирается у него, а денег не берет, будто святая.
Когда сыщик отметил, что Классик по неясным причинам задерживается, то оправил смятую постель, подхватил бесценный ящичек с вещдоками, вышел на улицу, осмотрелся и пересек улицу. Святая Аннушка объяснений незнакомца, что он приехал
Милицейский «Москвич», разбрызгивая грязь, укатил восвояси, в комнату бесшумно проскользнула Аннушка и простодушно сказала:
– Что-то все Николашу ищут! Вы поджидаете, власти подкатывались. Я Николашу поболе часу назад видела, веселый шагал, слава господи.
Гуров вскочил, схватил ящичек, швырнул под кровать.
– Никому! В этом ящичке жизнь вашего Николаши! – соврал сыщик, вылетел на улицу, чуть не вышиб дверь в комнату Классика, схватил телефонную трубку.
Повезло, Капитан оказался на месте и сразу ответил.
– Классик у тебя? – спросил Гуров.
– Только вышел.
– Немедленно верни, запри дверь и возьми трубку, – Гуров смотрел на часы, прикидывая, сколько времени понадобится Стаднюку, чтобы очухаться, вернуться в цирк. Он хоть опер, а придурок, что укатил.
Капитан к телефону не возвращался, Гуров взял аппарат, подошел к окну, взглянул на цирк, не идет ли клоун? Из-за угла вылетела милицейская машина, завизжала тормозами, проехала юзом, Стаднюк выпрыгнул, взбежал по ступенькам цирка.
– Он у меня, что дальше? – Голос у Колесникова был ровный, будто он работал не в цирке, а был старшим опергруппы.
– Сейчас явится милиция, захочет увезти Куприна.
– Уже стучат, – перебил Колесников.
– У тебя сейчас кто репетирует?
– А зачем?
– Не перебивай, слушай и выполняй! Клоуна милиции не отдавай, костьми ляг, не отдавай. Я знаю, у тебя есть громкая связь, вызови к своему кабинету мужиков. Если есть твои геркулесы, зови!
– Не ломайте дверь, сейчас открою! – крикнул Колесников, через секунду Гуров услышал: – Внимание! Говорю я! Всех мужчин немедленно прошу подойти к моему кабинету. Вася, если ты на арене и слышишь, подойди с мальчиками. Мою дверь ломают какие-то бандиты, разберись с ними. Они кричат, что милиция, я не верю, а у меня в столе выручка за весь месяц.
– Молодец, Капитан! Ты большая умница, Алексей Иванович! – закричал Гуров.
– Я себя, любимого, давно знаю, – ответил польщенный Колесников. – Что дальше?
– За дверью утихли? – спросил Гуров.
– Ясное дело.
– Верно, им такая толпа свидетелей ни к чему. Они хотели Классика забрать, обвинить, что он укрывал особо опасного преступника, разузнать, когда я от него ушел, куда и прочее, могли изувечить, мол, оказал сопротивление.
– Моего
– Все. Теперь они ничего не сделают. Постарайся надолго не отходить от телефона…
– Ты сам-то в безопасности?
– Как в теплой ванне, – ответил сыщик и положил трубку.
Гуров взглянул на часы, начало десятого, туман растянуло около часа назад, и аэропорт открыли, значит, московский рейс прибудет около одиннадцати. Сыщик позвонил Юдину и спросил:
– Ты один?
– В номере один, а в вестибюле толкутся, – ответил Юдин. – Рейс из Москвы ожидается в десять пятьдесят.
– Борис Андреевич, признайся, я тебе сильно надоел? – стараясь говорить как можно мягче, спросил сыщик.
Юдин искренне рассмеялся.
– Лев Иванович, у тебя эдакая интеллигентная участливость не получается, выкладывай, что требуется сделать.
– Вот обижаешь, а я от всей души, – гнул свою линию Гуров. – Мне даже неловко. Но, если настаиваешь, пожалуйста, подскочи в аэропорт, встреть своего приятеля, заодно прихвати еще трех человек. – Он запнулся и поправился: – Хотя, возможно, лишь одного. – И подробно описал внешность Орлова, даже сообщил, какого цвета у него плащ. Сыщик знал, что форму генерал не наденет, а плащ у него единственный.
Съестного в доме Классика сыщик не нашел, зато отыскал бритву «Жиллетт», наверняка кто-то подарил, такая дорогая бритва была актеру не по карману. Рогожин? Скорее всего он. Эх, встретиться бы с ним, потолковать спокойно, объяснить, в какую историю он ввязался. А что Рогожин знает? Сегодня лишь связного, но если артиста перетащить на свою сторону, то можно размотать весь клубочек, до самого кончика. Но для этого нужны опытные люди, транспорт, техника. «Это дело будущего, если оно у меня будет», – философски рассудил сыщик, чисто выбрился, убрал за собой.
Разговаривая по телефону, позже, во время бритья, сыщик все время находился в глубине комнаты, через окно наблюдал за улицей, не забывая поглядывать и за окнами, ведущими во двор. Оперативники находятся в цирке, но существуют и уголовники, вполне возможно, что к ним обратились за помощью.
Классик шел бодро, разговаривая сам с собой, даже жестикулировал. Как Гуров и ожидал, опер не стал «приглашать» артиста на допрос: такое количество свидетелей, скандал местные власти никак не устраивали. Классик – любимец города, на общественное мнение можно и наплевать, а вот с прессой, так называемой четвертой властью, считаться приходится.
Артист вошел, увидел сыщика и буквально остолбенел:
– Вы здесь? Товарищи мечутся как ошпаренные, вас ищут. – Артист положил на стол сверток, который держал в руках. – Леша прислал с барского стола.
Дар Колесникова оказался царским: домашняя колбаса, хлеб, несколько отварных картофелин и соленые огурцы.
– А они не вернутся? – спросил Классик, раскладывая еду по щербатым тарелкам. – А мне Алексей на сегодня выходной предоставил. – Он достал граненый стакан, взглянул виновато и, скрывая смущение, быстро продолжал: – Вы не думайте, что наш директор сентиментален, он парень жесткий, деловой, за сегодняшний день я должен буду сольный концерт в Доме культуры отработать.