Удачная партия
Шрифт:
Пока те крутили головами, пытаясь привести в порядок мозги, Дюймовочка поправила растрепавшиеся волосы и улыбнулась.
— Все. Дальше вы сами. Моя миссия закончилась. Уж простите, что было мало развлечений. Как говорится, все бывает: человеческий фактор.
— Человеческий фактор? — изумился Ковард. — Здесь есть люди?
— Да ладно. Не придирайся к словам, — надула губки Дюймовочка.
— Я не придираюсь, — парировал Ковард. — Просто не надо валить с больной головы на здоровую. Все накладки — это только от твоей безалаберности!
— Кто б уже пищал, а вот твоя крысиная морда лучше
— Стой! — воскликнул Ковард. — А нам куда?
— Надо же! А еще говорят, что крысы очень сообразительные! Разуй глаза, бестолочь! Вот табличка перед твоим носом: «Дворец шахмат»! А вот дверь!
— Так нам туда?
Глава 59
Жизнь или смерть
— А куда же еще? На луну, что ль?
Неожиданно раздавшийся звон упавшей с небес луны заставил всю троицу вздрогнуть.
— От ты, грэцева робота! — чертыхнулась Дюймовочка и смачно сплюнула в сторону. Она вернулась и распахнула тяжелую дубовую дверь. — Давай! Топай!
Пропустив крыс вперед, Дюймовочка еще раз крикнула «Пока!», и дубовая дверь медленно закрылась, разделив весь мир на два пространства — «В» и «ВНЕ».
Дворец в пространстве «В», где оказались Ковард и Злобный Я, поражал размерами и красотой, однако восприятие красоты в сознании крысы имеет совершенно другие критерии. Главный критерий красоты — отсутствие опасности. И хотя это хорошо освещенное пространство огромного зала с колоннами и лестницами выглядело абсолютно пустым и безопасным, острое крысиное чутье заставило Коварда и Злобного Я волноваться.
— Мне это не нравится. Я бы предпочел проснуться, — сказал Злобный Я.
— Я тоже, — ответил Ковард. — Но как это сделать? Ума не приложу.
— Может, нужно вызвать какое-нибудь болевое ощущение? — предложил Злобный Я. — Давай, я тебя укушу?
— А почему ты? Давай я тебя укушу!
— Но я думаю, что боль должен чувствовать ты, а не я.
— Почему?
— В конце концов, это твой сон.
— Ты уверен?
— Не очень. Ты можешь меня укусить. Но учти, я за исход событий не ручаюсь!
— И правильно делаешь, — раздался громоподобный голос, который, на удивление, крысы сразу узнали.
Они машинально подняли голову вверх. По сияющей беломраморной лестнице, начала которой не было видно, в древнегреческом хитоне с шахматами под мышкой спускался вниз бродяга.
— Как тебе моя обитель? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Не стоит думать, что Морфей такая душка-лапочка и принимает всех подряд. Нет. Я не ко всякому благосклонен, но тебе грех жаловаться, Аркадий. Тебя я принимаю по-царски. Что, разве нет?
Он строго посмотрел в пространство между крысами и вдруг совершенно неожиданно расхохотался. Его смех был безудержным и долгим: слезы покатились из глаз, казалось, что бродяга уже не смеется, а задыхается, хватая воздух своим беззубым ртом. Пытаясь остановить этот приступ, он размахивал в воздухе шахматной доской, которая в конце концов раскрылась, и шахматные фигуры, описав в воздухе высокий полукруг,
Смех бродяги оборвался так же резко, как и начался.
— Ну вот, — сказал он, — жеребьевка прошла успешно. Можно начинать матч.
Крысы как загипнотизированные смотрели на бродягу.
— Ты хочешь спросить, зачем тебе играть в шахматы с самим собой? Ты ведь понимаешь, что в этом холле мы с тобой вдвоем? Заметь: вдвоем, а не втроем. Ты правильно делаешь, что ни о чем не спрашиваешь. Ты привык во всем искать логику. Но разве логично, что в тебе самом живут две сути? Они пока ладят друг с другом. А если начнут воевать? Твое сознание будет необратимо разрушено. И мне бы не было до этого дела, если бы не особые планы (бродяга поднял палец, указывая куда-то вверх) на твой счет. Поэтому ты оказался здесь и сейчас будешь играть в самую мистическую игру, которая известна человечеству. Эти шестьдесят четыре клетки и эти тридцать две фигуры сию минуту определят, кто же проснется завтра утром в твоей постели.
— Это будет матч? — холодея, спросил Ковард.
— Да, планировался матч из трех партий, но ввиду неизбежности событий решено сократить количество партий до одной. Ты будешь играть сразу последнюю решающую партию. Советую не затягивать, а приступить к игре незамедлительно.
— Сколько времени дается на партию? — деловито потирая лапки, поинтересовался Злобный Я.
— Глупо спрашивать о времени того, у кого вечность в кармане. Но если тебе нужно время, определи его сам.
— Мне хватит пятнадцати минут, чтобы одержать победу!
Ковард удивленно посмотрел на Злобного Я:
— Одержать победу? Над кем?!
— Разумеется, над тобой.
Ковард хмыкнул:
— Хвастун! Разве ты хоть раз играл в шахматы?
— Я наблюдал, как плохо это делаешь ты!
— Я?! Да кто ты такой, чтобы об этом рассуждать?!
Крысы готовы были броситься друг на друга, но строгий голос бродяги заставил их прекратить спор:
— Цыц! Хватит спорить! Пора начинать игру!
Где-то высоко заиграла арфа и сладкие переливы, словно волны неизвестных физических излучений, затуманили, закружили сознание Коварда, будто в легком, но стремительном танце, погрузив его в состояние, близкое к трансу. Он перестал ощущать себя крысой. Он снова был человеком. Но в нем уже не было ничего от Аркадия Францевича Коварда. Он был другим: молодым, красивым, полным энергии и силы. И этот другой человек жадно желал лишь одного: победы и свободы!
— Эй-эй! — услышал он голос Злобного Я. — Заснул, что ли? Твой ход! Где судья? Включите ему часы!
Ковард очнулся. Его взгляд сфокусировался на шахматной доске с расставленными фигурами. Подняв глаза, Ковард с удивлением осознал, что напротив него сидит здоровенный негр.
«Что за бред? — возмутилось сознание Аркадия Францевича. — Вот только негра еще не хватало!»
— Ты кто? — спросил Ковард.
— Прекрати паясничать! — возмутился негр. И Аркадий Францевич узнал голос Злобного Я. В это же время он осознал, что и сам теперь не крыса, а человек. И судя по цвету кожи собственных рук, европеец.