Удачная партия
Шрифт:
— Принимается, — кивнул Стриганов.
— Да? Чудесно! И все же какие ваши условия?
— Принимается без условий.
— Я искренне рад, хотя, если говорить откровенно, в моей нынешней жизненной ситуации естественней испытывать чувство отчаяния, нежели чувство радости.
— Аркадий Францевич! Что, неужели все так плохо? Ох! Я совсем забыл! А где вы сегодня ночевали?
— На лавочке, друг мой.
Стриганов схватился за голову:
— У меня совершенно вылетело из головы, что вы могли ко мне прийти.
— Не переживайте.
— Подождите, Аркадий Францевич. Я чувствую себя виноватым. Может, я как-то могу…
— Оставьте, Даниил. Все в порядке. Любые испытания делают нас сильнее. Если смотреть на мои беды с этой позиции, то мой ночлег на лавочке — отличная профилактика остеохондроза.
— Вы как-то определились? Вернетесь домой?
— Не знаю, Даниил. Честно, не знаю. И все же давайте работать.
— А вам не интересно, почему я все-таки согласился работать над этой темой?
— И почему же?
— Моя подруга, нет, моя невеста… — Стриганов отвел взгляд, — она ВИЧ-инфицирована.
Ковард застыл с пробиркой в руке и только через несколько секунд смог произнести:
— М-да…
— Да, — вздох все-таки вырвался из груди Стриганова, — вот такая вот петрушка получается…
— Вот видите, Даниил, как все в жизни относительно. Мои проблемы по сравнению с этим — луковые слезы. Послушайте, а вы-то сами в порядке?
— В порядке. Во всяком случае, пока в порядке.
— А вы уверены, что вам действительно нужно жениться на этой женщине? Зачем так рисковать?
— Я уверен. Я ее люблю.
— Поверьте мне, Даниил, я старше вас, опытнее. Любовь не вечна. Она, увы, проходит. Иногда быстро, иногда очень быстро, очень редко с годами, но проходит. А жизнь одна. И дети… Дети — это очень важно. Вот у меня нет детей, и я чувствую себя несчастным человеком. Детей любят безоговорочно, навсегда. Понимаете?
— Понимаю. Аркадий Францевич, я все решил.
— Хорошо. Простите. Значит, будем работать над нашей темой. Возможно, нам повезет, и тогда… ну, в общем, не будем загадывать.
— Да, — кивнул Стриганов, — покажите разработки.
Стриганов и Ковард увлеклись работой, и через полчаса все житейские проблемы отошли на далекий план, время превратилось в одно дыхание, а мысли — рассыпанные жемчужины — связались в прекрасное ожерелье.
— Замечательно! — воскликнул Ковард. — Видите, Даниил, как хорошо работать сообща! Прекрасная мысль! Мне не терпится перейти к экспериментальной части. Надо идти к Брыкзе за разрешением.
— Не торопитесь, Аркадий Францевич. В понедельник все и решим. А за эти два дня еще все как следует проверим. Не факт, что мы учли все аспекты.
— Конечно, не факт! Мало того, мы наверняка ошибаемся. Но выявить ошибку мы можем только экспериментально.
— Не согласен. Я сторонник теоретических решений. В эксперименте огромна доля случая. И можно загубить открытие, если начать
И они снова склонились над рабочим столом.
Время… Никто не в силах объяснить его суть. Оно то стремительно, то неторопливо отсчитывает мгновения от прошлого к будущему. Кому же как не ему знать о быстротечности человеческой жизни? О призрачности надежд и глупости стремлений? Время — свидетель великих и бездарных судеб. Оно вступает в смертельный бой со всем, что рождается и всегда побеждает. Время. Лишь влюбленные и одержимые способны не замечать его.
Для Коварда и Стриганова, увлекшихся научным поиском, время остановилось, и только кудрявая головка секретарши Зоси, появившаяся в проеме двери, проговорившая скороговоркой: «У вас опять не работает телефон. Аркадий Францевич, зайдите к начальству», вернула их к реальности.
— Что ему надо? — недовольно пробурчал Аркадий Францевич.
— А я откуда знаю? — ответила головка и, тряхнув кудрями, исчезла.
— Удивительное свойство начальства: напоминать о себе в самый неподходящий момент, — заметил Стриганов.
— Это точно, — согласился Ковард. — Но надо идти. Ой! Я совсем забыл! Сегодня же пятница! Отчет!
— Да, действительно, — кивнул Стриганов. — Сегодня пятница. Как-то быстро неделя пролетела, — он посмотрел на часы и добавил: — Два часа. Обед закончился. По всей видимости, так и есть, он ждет вас с отчетом.
Ковард заторопился:
— Ладно. Я быстро. Вернусь, и продолжим.
— Разрешите, Теодор Иванович?
— А! Ковард! Зайдите!
— Я не подготовил отчета в письменном виде, так как в связи с недавним разговором занялся вплотную…
— Понятно, понятно, — перебил Брыкза, — я сегодня разговаривал с вашей женой.
— Что? — удивился Ковард.
— Я разговаривал с вашей женой, — повторил Брыкза.
— О чем? Где вы с ней разговаривали?
— Она была здесь, и мы разговаривали с ней о вас. Она просила меня быть, так сказать, парламентарием и передать вам, что не сердится на вас и ждет дома. Очень, очень приятная особа. Если честно, завидую вам, Ковард. Я тоже люблю полных женщин.
— Понятно, — холодно сказал Ковард и подумал: «Ты и полных любишь, козлище?» — а вслух произнес: — Спасибо, Теодор Иванович. Я приму ваше мнение к сведению.
— Послушайте, Ковард, что значит «приму к сведению»? Сейчас, конечно, другое время, и моральный облик не обсуждается в профкоме на общем собрании, но все равно подумайте! Ваши семейные неурядицы бросают тень на весь коллектив. А звание ученого… — и Брыкза произнес долгий монолог, из которого следовало, что именно он, Теодор Иванович Брыкза, образец нравственности, достойный подражания. Достигнув кульминации, Брыкза вдруг прервался на полуслове и, пробуравив Коварда взглядом, закончил: