Удар блокируют ударом
Шрифт:
– Шо мовчишь? – ткнул Романа носком сапога Василь.
Ткнул чувствительно, в район селезенки. Роман екнул и тщетно попытался поджать притороченные к рукам ноги.
По тому, что удар был хоть не сильный, но точный, можно было составить представление о квалификации Василя.
– Та почакай, – сказал Микола. – А то вбъешь его раньше срока. Нам ще надо допросить эту каку.
Микола был тощий, мосластый, с огромными кистями длинных рук, с лошадиным лицом и усами подковой. Одет он был в пятнистую куртку, бриджи, оттянутые на коленях, и шнурованные ботинки. Козырек
– Да не, шо ты, Микола, – возразил, широко улыбаясь, Василь. – Нашто мне убивать его так хутко [10 – Быстро (укр.).]? Ен мни ще писни поспивае. Так, собако?
Роман промолчал.
– Так, собако? – перестав улыбаться, переспросил Василь.
Было видно, что он едва сдерживает желание ударить распростертое у его ног тело.
– Почакай, Василь, – вновь вмешался добродушный Микола. – Хлопцам же ихать надо. Пошли, поговорымо з ими.
Василь и Микола отошли к кабине, получая от экспедиторов краткие, но исчерпывающие инструкции относительно того, что следовало сделать с пленником.
Романа оставили лежать на земле без присмотра, но что ему было с того? Он уже понял, что попал в дикое, глухое логово. Кругом высились каменистые холмы, какие-либо намеки на цивилизацию начисто отсутствовали. Над головой беззаботно пели птицы, прорехи в кронах сосен светлели и наливались синью – и не было никакой надежды на спасение.
15 июня, утро
После того как уехала доставившая Романа машина, с ним провели ряд последовательных действий. Во-первых, взяли за руки, за ноги и оттащили к подножию одного из холмов. Во-вторых, привязали к сосне. В-третьих, вынули изо рта кляп.
– Ну шо, москаль, будемо говорить? – спросил Василь, улыбаясь ему, как старому знакомому.
– О чем? – едва шевеля языком, вымолвил Роман.
– О, мало о чем можно поговорить! Был бы человек, а о чем поговорить, мы найдем. Скажи, Микола?
Микола, рубивший дрова для костра, флегматично кивнул.
Роман, лежа все в той же позе натянутого лука, отметил, что эти двое ничего не опасаются. Стук топора разносился довольно далеко в легком, утреннем воздухе, но Микола колол себе и колол, махая топором со всего плеча. А кого им здесь опасаться?
– Ну, шо ты знов молчишь, москаль? – огорчился Василь. – Давай калякай, а мы послухаем.
– Ты хоть скажи, о чем калякать.
– Ну… – задумался Василь. – Вот скажи, ты правду – москаль?
– Нет, американец.
Василь, сидевший на валуне и выстругивавший из палки колышек, прервал свое занятие.
– Шуткуешь? Ах ты…
Он сунул нож в ножны, закрепленные на брючном ремне, и медленно подошел к пленнику.
Роман напряг мышцы, чтобы уберечь внутренние органы от повреждений. Хотя, если этот улыбчивый живодер возьмется избивать всерьез, черта с два что-нибудь убережешь.
Василь присел перед ним на корточки, взял рукой за подбородок и заставил смотреть себе в глаза. Глаза были ничего себе: серые, зоркие, с жуткой тухлятинкой в самой своей сердцевине.
Как
Правила игры надо соблюдать, иначе нет смысла затевать игру. Роман, как ни мизерны были его шансы, хотел их все-таки попытать. Поэтому он вобрал голову в плечи и расширил глаза, изображая панический ужас.
– Смотри, москаль, – уронил Василь, вставая, – я человек веселый, но шуток не люблю.
Он вернулся на свое место и взялся за колышек.
– Василь, принеси воды на кулеш, – сказал Микола, раздувая костер.
– О, нашел молодого! – хмыкнул Василь. – А Студент на шо?
– Та ен ще спыть.
– Ну дак побуди.
– Та хай спыть. Молодой же, ему хочется.
– А я не молодой?
– Тю, молодой тоже отшукався!
Микола, сидя на корточках и напоминая своими костлявыми сочленениями какую-то уродливую птицу, насмешливо посмотрел на Василя.
Роман, пользуясь тем, что на него не смотрят, начал усиленно тереть связанные руки о корень сосны, к которой был привязан. Трение доставляло острую боль, веревки впивались в тело, и он больше причинял вред собственной коже, нежели веревке.
К тому же оба отшельника то и дело поглядывали на него, и их внимание могло быть привлечено странными судорогами пленника. В этом случае они без труда установили бы их причину и перевязали его крепче.
Но тем не менее, как только Роман хоть на несколько секунд оставался без присмотра, он тут же возобновлял свои попытки и яростно тер руками по корню. Выбирать не приходилось: или стереть до кости кожу, или принять страшную смерть.
Он не питал иллюзий относительно этой парочки. Василь – тип законченного садиста. Его веселость лишь следствие возбуждения от предстоящего удовольствия. И, надо полагать, он знает, как это удовольствие себе доставить в наивысшей степени.
Добродушие же Миколы было добродушием медведя из зверинца, в клетку которого попал глупый енотик, убежавший из соседней клетки. Медведю в клетке скучно, он с енотиком радостно поиграет – и сожрет его за милую душу.
– А шо, хиба не молодой?! – возмутился Василь.
– Та, сыч ты стары, – махнул рукой Микола.
– Та сам ты сыч!
– Шо вы орете с самого утра? – послышался чей-то недовольный голос.
Из холма, как из дома, вышел высокий парень в джинсах и майке, обросший молодой бородкой и кудрявой черной шевелюрой. Ежась от утренней свежести, он стоял с поднятыми плечами и засунутыми в карман руками и во весь рот зевал, разглядывая привязанного к сосне пленника.
– Это хто? – спросил он, едва не свихнув себе челюсть.
– Та москаль, – отозвался Василь.
– А нашто ён нам?
– Та гад – шпиён. Надо допросить.
– А-а, – покивал парень. – Это можно.
– Студент, иди по воду, – сказал Василь. – А то Микола кулеш нияк не поставит.
– Опять я? – возмутился Студент.
– Иди, иди. А я пока з москалем покалякаю.
Студент взял закопченный котелок и лениво ушел по тропинке между холмами.
– Ну шо? – снова обратился Василь к Роману.