Удар! Ещё удар!..

Раевский Борис Маркович

Все качают головами.

Кто-то еще рассказывает историю о болельщиках, и еще…

Я сижу в углу задумавшись. Да, я тоже встречал многих болельщиков из тех, кого жены в первые годы замужества, отчаявшись, зовут «ушибленными», «запойными», «пропащими», но потом смиряются, рассудив, что футбол «все же лучше вина и карт».

И все-таки истинного болельщика я знал только одного. Настоящего, бескорыстного, преданного до конца…

Если мальчишка живет неподалеку от боксерского зала, он непременно загорится боксом.

Ну, а если мальчишка живет чуть ли не в самом зале? Почти на ринге?

Колька Прядильников из седьмого «а»

вот так и жил: почти на ринге.

Его мать работала уборщицей в спортклубе. И ей там дали маленькую комнатуху. Прямо скажем, не ахти какую. Низкий потолок. Одна стена некапитальная, и сквозь нее все время — грохот и буханье, словно вколачивают сваи. Это тренируются прыгуны: за стеною — спортивный зал.

Мамашу Кольки Прядильникова прямо-таки изводил этот шум. Она даже к депутату ходила, чтоб ей дали другую комнату. Ну, а Колька и все его друзья-товарищи считали, что лучшего жилья и не придумаешь. Хоть целыми днями сиди на всяких состязаниях и даже на таких тренировках, куда никого не пускают. Любого знаменитого чемпиона разглядывай сколько пожелаешь. Даже заговорить с ним можно, если очень уж захотеть.

Ну, понятно, Колькины друзья не терялись. Как только какое-нибудь состязание — по боксу, или баскету, или настольному теннису — ребята еще в середине дня придут к Кольке, а потом, вечером, прямым ходом в зал. Без билетов, конечно.

И еще удобно: в баню ходить не надо. В клубе душевые кабины. Мойся хоть с утра до ночи.

В общем, это была великолепная жизнь. Прямо-таки сказочная жизнь. Турниры, состязания, шум, народ, споры — весело и интересно.

Мальчишки целыми днями терлись в клубе. И вскоре стали неплохо разбираться в спорте. Особенно в боксе. Они уже знали лучших боксеров в лицо, знали их особенности, «почерк» каждого, знали, кто силен в защите, а у кого тяжеловаты ноги.

И, конечно, у каждого из четверых парнишек появились свои любимцы.

Перед состязанием ребята всегда загадывали: кто победит? Условия пари были предельно просты: если твой боксер проиграл, все имели право «доить» тебя. Зажмут твой нос двумя пальцами, как клещами, и тянут книзу. Мальчишки — беспощадный народ. После такой «дойки» нос неудачника напоминал небольшую, но вполне созревшую свеклу.

Чаще всех проигрывал Колька Прядильников. Остальные трое вскоре приспособились к этой жестокой игре: они называли будущими победителями самых известных мастеров, чемпионов и редко ошибались.

А Колька во всех соревнованиях упорно «ставил» на одного и того же средневеса: Вадима Шаргородского. Тот проигрывал, но в следующий раз Колька опять упрямо «мазал» за него…

Это становилось уже просто глупым. Глупым и несмешным. Во время очередной «дойки», как Колька ни крепился, слезы невольно выступали из его глаз, но начинался новый матч, и Колька опять болел за Вадима Шаргородского.

А этому Шаргородскому чертовски не везло. Проигрывал даже более слабым.

Колька Прядильников на тренировках подолгу наблюдал за ним.

Высокий, крепкий и, в отличие от многих боксеров, какой-то изящный, что ли. Чуть грустное, задумчивое лицо. И так приятно улыбается — мягко и немного застенчиво, как Кадочников. Да, совсем как Кадочников! И даже голос у него тоже глубокий и какой-то теплый, как у Кадочникова.

Часто, зашнуровывая боксерки или крепко растираясь полотенцем после душа, он задумчиво, нараспев повторял одну и ту же крылатую фразу:

— Все

пройдет, как с белых яблонь дым…

Колька не знал, что это. Похоже на стихи. Или на песню. И не очень-то понимал Колька глубинный смысл этой фразы. Но удивительная красота и хватающая за сердце печаль ее словно завораживали парнишку.

Вадим любил стихи. Кольку удивляло это: боксер — и вдруг стихи?!

Когда Вадим мылся в душе, из кабины часто неслись то ласковые, нежные, то гневные, громовые строки. Стихи были какие-то непонятные, и все-таки слушать их нравилось Кольке.

Если бог нас своим могуществом После смерти отправит в рай, Что мне делать с земным имуществом, Если скажет он: выбирай? —

доносилось из облицованной кафелем кабины сквозь барабанный перестук упругих струй.

Так и не выяснив, что он взял бы с собой в рай, Вадим вдруг начинал тихо, ласково:

Дай, Джим, на счастье лапу мне, Такую лапу не видал я сроду. Давай с тобой полаем при луне На тихую, бесшумную погоду.

А потом из кабины звучало скорбно и строго:

Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат, Всего, друзья, солдат простой, Без званий и наград.

Вадим никогда не кончал стихов. Прочтет две-три строфы и начинает другое. Но Колька охотно поглощал этот поэтический винегрет. Так даже интересней…

Вообще странный он был, этот Вадим. И профессия у него была странная: специалист по теории информации. Колька сперва подумал: это что-то газетное. В газетах ведь информации. Но оказалось, совсем наоборот. Вадим — математик. А теория информации — один из новых разделов математики. «Без информации нет жизни, — говорил Вадим. — Информация — основа всего».

Вот и разбери: бокс, и математика, и стихи…

Влюбленными глазами следил Колька на тренировках за Шаргородским. Как неутомим! Как резко и точно проводит серии ударов по груше! Тугая кожаная груша дробно стучит о деревянную площадку, и эта пулеметная очередь отдается радостью в Колькином сердце.

Особенно любил Колька наблюдать за спаррингами [3] Вадима. Тут Шаргородский разворачивался вовсю. Какие атаки! Какие нырки, уходы! Ни один спарринг-партнер не мог устоять под градом его ударов. А ведь какие были партнеры!

Почему же в зачетных боях Вадим скисал? Почему там его словно подменяют?

Был Колька упрям. Если уж что вобьет себе в голову, — клином не вышибешь.

Однажды, например, прочел он, что в Индии йоги творят чудеса. Многолетними тренировками йог развивает такую силу воли, что захочет — может пять суток ничего не есть, захочет — воткнет себе в руку кинжал и боли не чувствует. Кровь — фонтаном, а йог прикажет: «Не желаю, чтобы лилась кровь!» — и фонтан тотчас остановится.

3

Тренировочный бой.