Удар Молнии
Шрифт:
И тогда опять прав Головеров: оппозиция создана самим Диктатором? Чтобы качать из России оружие, технику, деньги, топливо — все, что необходимо для долгой войны?
А ведь могут, лукавые, и такое сотворить!
Но что же тогда гордый Чеченец, которого пришлось уговаривать на проведение совместной операции? Что же он, мудрый профессор, умный политик, не знал, не догадывался, как могут использовать оппозицию, управляя ею из Москвы? Не дорылся до истины, чья это «оппозиция», кем создана, для каких целей существует?
Нет, пожалуй, Чеченец знает об отношениях Москвы и Грозного все, и даже больше, чем Диктатор. Он не хотел сейчас штурмовать столицу только из соображений, что могут помешать этому власти России, что «генсек» не захочет видеть во главе Чечни бывшего Председателя
Чеченец опасался «руки Москвы» и ждал, когда Диктатор рухнет сам, а власть упадет ему в руки. Но генерал прекрасно знал несколько аксиом, выученных за свою жизнь, и среди них было две истины, не подлежащих сомнению: ни один Диктатор никогда не падал сам, а создавал еще более страшную и жестокую диктатуру, как, например, в Камбодже, и власть никогда не падает в руки сама, без чьей-то помощи, поскольку власть лишь тогда власть, когда ее берут грубым нахрапом, с боем, с кровью, при помощи всесильного «господина Калашникова». И чем больше крови, тем будет крепче держаться в руках власть, ибо, утратив ее, придется отвечать за все по самым суровым законам. А свалившаяся с неба власть убегает так же быстро и внезапно, будто вода сквозь пальцы.
Если это спектакль, значит, выгодно подставляли не только ФСК, но еще и Чеченца, навсегда избавляясь от него, как от политического трупа. Чтобы, не дай Бог, когда одурманенный Диктатором чеченский народ, изуродованный и обескровленный «заказной» войной, вдруг очнется, не вспомнил бы он о своем соплеменнике, гордом, мудром и тонком политике, некогда имевшем высшую власть в России.
Подобный спектакль могли спланировать и разыграть эксперты и аналитики уровнем повыше московского…
Ситуацию прояснил радиоперехват шифрованных переговоров из дворца с Москвой. Полевой командир, примерявший себе президентское кресло, получил жесткий приказ: немедленно вывести все войска и оставить город. И ни в коем случае не приводить к власти Чеченца!
Было понятно, от кого исходил этот приказ…
«Молнии» следовало уходить, однако до сих пор не обнаружилась аргунская группа во главе с Крестининым. От матушки-«Альфы» унаследовала «Молния» железный закон, о котором знал и в который верил каждый боец: даже изорванное в клочья взрывом тело никогда не останется брошенным, забытым и тем более никогда не достанется врагу. И никто никогда не будет похоронен в чужой земле.
Что же говорить о живых…
Генерал запросил о результатах поисков исчезнувших «зайцев» и, получив отрицательный ответ, приказал «седлать» три оставшиеся БМП и на большой скорости погнал к Аргуну. Ветер нес по Грозному листья, брошенное впопыхах и растерянное тряпье, награбленное в магазинах, какие-то бумаги и… деньги. Множество купюр, напоминающих палые листья, видимо случайно выпавших из транспорта убегающих отрядов, несло по улице, поднимало на уровень вторых этажей, набивало к бордюрам, лепило к гусеницам броневиков. Под утро разыгрался сильный ветер, готовый перейти в ураганный. Уже ломало сучья на деревьях, срывало железо с крыш и опрокидывало разбитые, разграбленные киоски. Природа, словно возмутившись, довершала то, что не успели сделать люди. Город казался огромным брошенным кораблем, медленно идущим ко дну, и было полное ощущение, что спасти его уже невозможно, что люди, забившиеся в свои дома, не единожды обворованные и ограбленные, так и будут сидеть за хлипкими дверями, ожидая своей гибели, поскольку их ничто уже не ждало на этом свете. Здесь еще не прошла настоящая война, однако дух ее поселился давно и прочно и сейчас воплощался в этом дурном ветре, несущем вместе с листьями деньги — те обманчивые, призрачные предметы, из-за которых и во имя которых совершались многие войны.
Перед мостом через реку Аргун колонну неожиданно обстреляли из КПВТ. Еще не закончилась последняя очередь, как в сторону нападавших заработала скорострельная пушка БМП, однако лишь взъерошила песчаные и гравийные бурты на берегу. Огонь в тот же миг прекратился, искать и наказывать стрелявших
И этот город тоже напоминал тонущий корабль… Генерал исколесил много улиц, прежде чем отыскал рыщущих по городу бойцов «Молнии» на БТРах. Здесь были заметны следы боев: еще догорала подбитая техника войск Диктатора, кое-где валялись трупы, раскатанные по асфальту колесами грузовиков и бронетранспортеров, горели дома, зажженные беспорядочной стрельбой, и голосили скорбные чеченские женщины в черном.
Становилось ясно, что аргунских «зайцев» в городе нет, иначе бы дали о себе знать, вышли бы к своим, заметив их на улице, или связались по радио. И среди убитых никого не было. Взять в плен группу в пятнадцать человек никто бы не смог по одной причине — офицеры «Молнии» живыми не сдавались, даже если бы кончились боеприпасы. На этот случай в спецподразделении существовал обычай, доставшийся по наследству от древних варваров-славян, как вид ритуального рукопашного боя. Офицеры сбрасывали бронежилеты и каски-сферы, обнажались до пояса и шли в атаку с десантными ножами. Так погибла одна «тройка» в Карабахе…
Ветер сделал свое дело: с севера, из России, потянуло низкие, дождевые тучи, накрыло горы на горизонте и начался долгий моросящий дождь. Генерал увел подразделение из города вниз по реке Аргун на несколько километров, нашел удобное место и стал, чтобы дать бойцам передышку, — двое суток без сна и в постоянном напряжении уже начинали сказываться, мужики нервничали, плохо соображали и заметно суетились, намереваясь сейчас же прочесать все дороги с выходом в Дагестан.
Первые четыре часа стояли без разведки, только с боевым охранением, выдвинутым в три стороны, затем дед Мазай послал «тройку» Шутова, хорошо уже знавшего эти места, проверить состояние базы, подготовленной им еще летом, с прицелом на несостоявшуюся операцию «Дэла». После отдыха следовало перебраться в более надежное место и оттуда вести поиск. На ходу Шутов передавал, что национальная гвардия пришла в себя и небольшими группами, численностью до взвода, движется в сторону Аргуна и Грозного, что он уже дважды сталкивался с чеченской разведкой, невероятно обозленной и умеющей весьма достойно вести бой.
Ничего иного генерал и не ожидал. Этот странный штурм и взятие Грозного были отличной школой для вооруженных сил режима. Сейчас в них восстанет воинский дух, появятся способность «держать удар» и нормальная злоба к противнику — две составляющие боевых качеств войск. И еще будет грызть сознание их командиров самый беспощадный червь — пережитый позор.
Шли разоружать незаконные вооруженные формирования, а научили воевать…
Сыч не выполнил своей задачи, не сумел блокировать Москву от всякой информации из Чечни, не отследил, не просчитал все возможные каналы связи. Двуликая оппозиция вела свои игры и держала прочные контакты с Кремлем, скорее всего, через министерство, которое перекачивало оружие оппозиции и решало вопросы жизни и смерти целых народов.
Впервые в жизни верный товарищ Коля Сыч не сдержал слова. И если он однажды вернулся с того света, чтобы не подвести соратников, значит, нынче были у него причины куда более веские, чем жизнь.
Генерал не хотел сейчас устраивать «разбора полетов», даже с самим собой, — после драки кулаками не машут, не позволял зажатой, затаенной обиде вырываться наружу и захватывать воображение. И не стремился никого осудить, ибо перед ним стояла задача куда важнее, чем все эти дрязги: надо было выручать «зайцев», оставшихся где-то на островках среди дурного половодья войны.
Вечером генерал выслал разведку в Аргун и сразу же получил информацию, что в Грозный вновь вошли войска режима, что сейчас на площади кипит огромный восторженный и стреляющий митинг и что, по некоторым сведениям, Диктатор вылетел в Москву, вероятно, учинять разборки — кто и по какому праву его выгонял из столицы и хотел лишить президентского дворца…
И почти следом за этим сообщением генерал получил другое, от «тройки» Шутова, и вначале ушам своим не поверил, отнес все к злой шутке, на что был мастак суперснайпер и сиделец Бутырки, который не доверял кодированной радиосвязи и вел переговоры на эзоповом языке.