Удар Святогора
Шрифт:
Хозяин сегодня дома, не пошел никуда. Гостей, что ли, ждет? Нафаня тихо проскользнул мимо богатыря, Микула что-то мастерил за столом и его не заметил. На самом деле заметил, конечно, от богатырского взора не укроешься. Только делает вид, что не замечает, это он так уважение оказывает старому домовому. У людей пройти мимо, не замечая, за грубость считается. У домовых не так, домовой – он незаметным быть должен; если домового заметили, значит, плох он совсем.
Дел-то вроде бы и не осталось. Корова подоена, пол подметен, мышей пока не слышно. Порядок кругом. Нафаня любил
Раздался одиночный взлай Дружка: гости пожаловали. Умный пес только подал знак – гость не опасен. Дружок никогда не ошибался: кто знает, каким образом, но людей он видел насквозь. Микула поднялся со скамьи, встретить гостя. Деревенский староста пришел, наверняка, он часто приходит.
Нафаня выглянул за околицу. Никакой это был не деревенский староста, возле калитки стоял худой человек в черной одежде. Нафаня не любил людей в черных одеждах, от них редко можно было ждать чего-то хорошего, но волноваться еще рано. Раз старый пес его не счел злым и опасным, скорее всего – так и есть.
– Добрый день, – поздоровался Микула, – вы кем будете, дедушка; меня ищете?
Микула уважал старость, хотя самому ему было уже больше восьмисот лет. Вот только в этот раз ошибся он, никакой посетитель не дедушка; седой – да, но молодой.
– Здравствуй, Микула, – поздоровался посетитель, – люди говорили, ты хотел меня видеть.
– Так это ты людей баламутишь! – Дружелюбность Микулы быстро спала; Нафаня отлично знал, каким грозным умеет быть хозяин дома, если захочет.
– Я с людьми разговариваю, – спокойно ответил гость: угрожающий вид богатыря его не смутил, – кто хочет, тот слушает.
– Вот и со мной поговори, – Микула зловеще улыбнулся и открыл калитку, – заходи, коли не боишься.
– Почему я должен тебя бояться. – Подозрительный визитер смело перешагнул порог. – Нет, я не боюсь тебя, Микула Селянинович.
– Это зря, – Микула смотрел на гостя изучающим взглядом, – тут давеча двое твоих товарищей заходили, тоже поначалу не боялись…
Нафаня ужаснулся: неужели опять придется оттирать все от кровавых пятен? Микула был скор на расправу и суров. На прошлой седмице двое похожих посетителей также зашли проповедовать, вот только кончилось все для них трагично. Но на тех людей Дружок лаял долго, а тут молчит.
– Какие же они мне товарищи, – вздохнул гость, – это закатные проповедники, мы с ними совсем по-разному понимаем то, чему учил наш бог. Я не могу одобрять убийство, потому что тот, кто смерть приносит человеку, не только противника своего, он и себя губит.
Микула фыркнул.
– Ибо сказал наш господь – не убий. Не сможет жить человечество, если не создать запрет на убийства, потому как иначе каждый истребит каждого.
– Это
– Верно, только от того, что истина очевидна, истиной она быть не перестает. Поэтому соборность людская, народная, наделяет избранных правом карать и судить, а воинов – защищать.
– Вот я такой избранный и есть. – Микула не стал продолжать спор возле калитки. – Заходи в дом.
Нафаня крался за мужчинами, в руках он сжимал тряпку, на случай если придется оттирать кровь. Микула защищал народ русский не только от тех, кто с саблей приходит или копьем, но и от тех, кто с ядовитыми языками приходит умы людские отравлять. Стареет, видно, Дружок, ошибся. Нафаня неодобрительно взглянул на пса, беспечно лежавшего возле порога. Старый сторож поднял голову и взглянул в глаза домовому: взгляд пса был мудр и спокоен.
– Вот оно как… – протянул домовой удивленно, – стало быть, считаешь, что не ошибся? Ну что же, посмотрим, посмотрим…
Пес не мог его видеть, зато безошибочно определял по запаху. Микула тоже бросил косой взгляд на своего сторожа, но ничего не сказал.
Нафаня прошмыгнул прямо между ног хозяина, занимая место на печке, откуда лучше всего видно всю горницу. Микула провел гостя в дом и указал на лавку за столом.
– Садись, что ли.
– Благодарствую.
Хозяин дома сам садиться не стал, он прошелся вдоль стола, задумчиво глянул в окно и только потом решил продолжить разговор:
– А вот, кстати, и про давешних проповедников. Я им простой вопрос задал, а они кричать на меня стали. Вот они утверждали, что всякая власть от бога. Очень удобно для князей да бояр. Мы – от бога, повинуйся. Вот и Святогор то же самое талдычит. А мне простой народ милее. Я и князю в лоб дам, если он пахаря обидит или ткачиху. Так вот я и считаю, что учение это ваше – вредное.
– Всякая власть от бога.
– Вот и ты туда же… – Микула тяжело вздохнул, теряя интерес к гостю, но тот сумел удивить:
– Совсем не туда же. Даже читая одни и те же слова, люди воспринимают их по-разному: одни так, другие этак. Хотя мы с закатными проповедниками читаем одни и те же книги, понимаем мы их различно. Вот взять хотя бы это изречение про власть. Представь, что власти нет, совсем. Хорошо ли это?
– Скажешь тоже – совсем, – немного растерялся Микула, – так не бывает.
– Бывает, только недолго. Любое сообщество без власти всегда проиграет обществу, где власть есть.
– И к чему ты клонишь?
– Там, где нет власти, процветает безнаказанность. Любой грабитель и убийца чувствует себя безнаказанно. И тогда появляется власть. Кто-то говорит людям – нельзя убивать и грабить, потому что я накажу.
– А что же ваше учение?
– Учение наше – власти в помощь и людям в защиту. Если человек не убьет соседа, потому что боится наказания князя, – это хорошо. Но если он не убьет, поскольку верит, что это грех, что совершать убийство нельзя, – это намного лучше. Князь и стража могут и не увидеть преступления, а вот внутренний страж видит все.