Удар в сердце (сборник)
Шрифт:
Время до обеда Лыков посвятил бытовым делам. Прежде всего он переоделся в статское, сняв парадный мундир с орденами. Сыскная полиция занимала четыре больших помещения. Временному помощнику поставили письменный стол в комнате приводов. Самая беспокойная, зато все новости узнаются немедленно! В два часа Лыков вместе с Рыковским пошел на доклад к обер-полицмейстеру. Он помалкивал, наблюдая, как выкручивается бывший следователь.
Главным событием, конечно, было новое убийство. Власовский подробно расспросил, убедился, что это дело рук Безносого, и устроил подчиненному
– Владислав Рудольфович, сколько еще будете их терпеть?! Шестой покойник! Что я скажу великому князю?
– У Алексея Николаевича есть новые предложения, – сразу же перевел стрелки поляк. – По его мнению, мы не там искали. Сифилитиками круг подозреваемых не ограничивается. И вообще он предлагает усилить группу, что дознает шайку Безносого, собой и приставом Лебедевым.
– А при чем тут Лебедев? – удивился обер-полицмейстер.
Лыков коротко, но убедительно пояснил. Власовский задумался.
– Чтобы пристав сам просил добавить ему обязанностей? Экое баловство! Впору наказывать поручика Лебедева за то, что ему нечем себя занять! А с другой стороны, Лыков прав… Прав! Без помощи общей полиции как жуликов ловить? Карманников, пожалуй, и возможно. А вот убийц с налетчиками… Есть места, для сыскных надзирателей непроницаемые. Да все наши окраины такие! Только околоточный туда вхож, причем не всякий. А кто вхож, не всегда расскажет, что у него в околотке творится.
– Эффенбах как-то проникал… – тихо буркнул Рыковский. – А мне пока не удалось.
– Он тоже не везде проникал, – утешил начальника Лыков. – Настоящие жулики над ним посмеивались. Вообще же, успех дает негласная агентура. У вашего предшественника она была.
Разговор перешел на Эффенбаха. Все трое хорошо его знали и оценивали высоко. Полковник сказал, в частности:
– Ловкий был человек! Не читали его формуляр? А я читал. Там сорок благодарностей и единственная жалоба. Это что-то удивительное! Уверяю вас, господа, наши с вами досье сплошь состоят из доносов и жалоб. А тут…
– Он ведь жил с одной женщиной, а венчан был с другой, – вставил Рыковский. – И помогал обеим! Как это возможно при его окладе жалования?
– Тут вопрос! – согласился обер-полицмейстер. – И начальство его себе задавало. Эффенбах получал сто семьдесят пять рублей. Из них семьдесят пять отсылал в Петербург, официальной супруге.
– А жил, выходит, на оставшиеся сто? – съязвил коллежский советник.
– Да. Содержал при этом гражданскую жену и четырех прижитых от нее детей.
– Это же невозможно!
– А он сумел. И без доносов и нареканий. Я же говорю: необычайной ловкости был человек! И дело знал, и убийц ловил лучше нас с вами…
Последняя фраза обер-полицмейстера прозвучала как упрек, но он не собирался щадить собеседников.
– Так! Ваше предложение я одобряю. Поручик Лебедев официально включен в группу Войлошникова. Сегодня же об этом будет в приказе. Задача та, что вы описали: взаимодействие с приставами и околоточными. Притом прямых обязанностей никто с него не снимает!
– Слушаемся! – хором сказали сыщики.
– А еще скажу, что надеюсь на вас,
Рыковский пригласил Лыкова обедать к себе домой. Видимо, ему было неловко за утреннюю сцену, когда он назвал предложения помощника чушью. Факт, что Алексей сам вызвался на труднейшее дело, поразил поляка. Теперь официально за поимку шайки Безносого отвечал петербуржец. Новый в Москве человек, временный, который мог бы сидеть тихо и писать наверх ябеды…
Владислав Рудольфович занимал уютную квартиру во флигеле полицейского дома в Малом Гнездниковском. Когда они вошли, навстречу отцу выскочили аж пятеро детей: два сына и три дочери. Младшей из дочек было всего три года, и папаша с радостью взял ее на руки. Жена у поляка оказалась русская, полная молчаливая женщина. Она не ждала гостей и смущалась своей будничной шемизетки… [43] Однако не подала виду, быстро распихала детей, поставила на стол дополнительный прибор и ушла. Заметно было, что порядок в доме поддерживался строгий, но добродушный.
43
Шемизетка – блуза.
– Сказать по правде, Алексей Николаевич, я вызвался на эту должность из-за квартиры, – признался начальник сыскной полиции. – Дорого очень в Москве снимать жилье! А когда на одно жалование живут семеро, то и непосильно. Вот на старости лет и перешел из судейских в сыщики. Но тут совсем другая жизнь. Будучи следователем, я этого не понимал! Честное слово! Следователь ведь имеет дело с готовым материалом, тем, что собрали сыщики. Обычно вызываешь начальника отделения и даешь ему поручение. Как он будет его выполнять, тебя не касается! Если дело провалено в суде, опять виноват не следователь, а сыщик. Удобная служба! А теперь все шишки мои. Да еще с таким обер-полицмейстером, как Власовский…
– А по-моему, Власовский на своем месте, – возразил Алексей. – Требовательный – так это для пользы дела. Не самодур, не лентяй в отличие от предшественников. Но как он живет, зная, что все его ненавидят? Я бы не смог.
Не спеша пообедав, сыщики вернулись в отделение. Лыков стал изучать протоколы осмотра места происшествия по всем жертвам шайки Безносого. Он просидел над бумагами до вечера.
Первый труп был найден 28 декабря. Неизвестного ударили ножом в шею и бросили умирать в Лазаревском проезде, под забором одноименного кладбища. Личность убитого выяснили через неделю. В Москву приехала на поиски пропавшего мужа купчиха из Боровска. Она и опознала несчастного. Вдова сообщила сыщикам, что супруг имел слабость: любил играть в трынку. И что он взял с собой в Москву три тысячи рублей. Где-то в окрестностях Виндавского вокзала был тайный игорный дом. Полиция знала о нем, но найти не могла.