Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем
Шрифт:
Два всадника, мчавшиеся во весь опор, показались, укутанные облаком пыли.
– Ах, ну конечно же, это г-н де Шофонтен!
– обрадовалась Адриен.
– И Каркефу!
– воскликнул г-н де ла Герш.
И один за другим они направились к католику.
– Ну, наконец-то, чертов гугенот!
– крикнул Рено, с трудом переводя дыхание. Вот уже два часа я мчусь за тобой! Я загнал трех лошадей, и эта, на которой я сижу, доведена до изнеможения.
Порывистым движением он бросился к Арману-Луи. Каркефу тенью последовал за ними.
– Ты выбрал
– И ты остроумно выехал именно в тот день, когда я приехал к тебе в Гранд-Фортель с визитом... Всюду понемногу дерутся.
– Увы!
– вклинился в разговор Каркефу.
– Да это же праздник! Слышно ружейную перестрелку и бряцанье шпаг! Бог Фехтования, мой владыка, ликует! Я принял участие в этих празднествах. Но самовлюбленность - не мой удел: я хотел рассказать тебе об этом, чтобы узнать, захочешь ли ты съесть кусок пирога на таком моем празднике. И вот я обмениваюсь полудюжиной ударов с испанской стороны и оказываюсь, как всегда отступая, в Гранд-Фортель. Мне объясняют там, что ты - в пути! Ла Герш, один, по горам, по долам - без Шофонтена! Ох, несчастный, что могло бы статься с тобой, не окажись я здесь, рядом, чтобы спасти твою душу в решаюший миг?! И я вскочил в седло, хотя Каркефу заохал и застонал...
– Я имел на это право, - вздохнул оруженосец Рено.
– Сто пятьдесят лье без передышки!
– Тем не менее, - продолжал Рено.
– Так следовало поступить, сказал я ему, потому что речь шла о том, что я должен быть рядом со своим другом гугенотом, который скачет по полям вместе с м-ль де Сувини, и, должно быть, они уже слишком далеко ушли. Двинем напрямую - и мы их все-таки настигнем. Эти маленькие переговоры с ним я искусно украсил ударом шпоры, и вот, наконец, мы догнали тебя.
– Не намерен ли ты, случайно, ехать с нами до самой Швеции?
– спросил Арман-Луи.
– Не трудно ли мне было бы проскакать каких-то несчастных сто лье? Думаю, что шпагу понемногу обнажают повсюду. И ещё хочу увидеть страну. Шведы, к которым ты едешь, внесли в ересь свою лепту; я обращу их в свою веру. Каркефу мне в этом поможет. Вперед!
– Господин маркиз, - сказал Каркефу.
– Если вы задумали обречь меня на муку в холодных странах, у меня должно быть хорошее содержимое: в общем, я голоден, а человек натощак для героизма не годится.
– Каркефу прав, - ответил Рено.
– Я с трудом припоминаю, завтракали ли мы.
– После чего мы не обедали!
– сказал Каркефу.
– Значит, надо плотно и долго ужинать, - заключил Арман-Луи.
Каркефу, внимательно озиравший горизонт, вдруг громко крикнул:
– Трактир! Вы видите вон там, на той острой крышей, такой дымок... и вывеску, которая подвешена на железном пруте... Я уже чувствую запах жаркого.
– Я был там, - сказал Доминик.
– В те времена, когда господин де Шарней скитался по полям в погоне за оленями и кабанами, несколько раз мы заворачивали на огонек сюда, в "Золотую утку"... там очень хорошо кормят.
– Ах, негодник! Ты знал о нем, и ты ничего не сказал!
– закричал на
– Галопом туда, господа!.. Сударыня, галопом!
Очень скоро они устроились за хорошо накрытым столом перед чистенькой печкой; на нем уже стоялоблюдо с индюшонком и двумя пулярками по бокам, выбранными самим Каркефу среди самых жирных обитателей птичьего двора.
– Ох, - приговаривал он.
– Пусть лучше муки, за неимением рая, но на постой в трактире "Золотая утка" я уже готов добровольно согласиться.
9.
Глава, из которой видно, что впереди ещё много трактиров, не похожих друг на друга
Присутствие Рено и Каркефу, их самобытность и веселый нрав радовали м-ль де Сувини. Кроме того, они становились ещё и дополнительной поддержкой Арману-Луи; ему не придется теперь в одиночку превозмогать опасности их долгого путешествия. К тому же все четверо были молоды, свободны, открыты всем ветрам. "Золотую утку" они покинули в хорошем расположении духа. Францию пересекли без боя, и г-н де Шофонтен загрустил от чрезмерного однообразия такой жизни, а Каркефу даже признался, что он совсем ничего не боялся и даже отчасти пожелал разбойничка, который внес бы хоть какое-то разнообразие: когда, по прибытии во Фландрию, они попали в трактир, где завязали знакомство, просидев там около часа, с неким испанским дворянином, который был там на постое, с виду приличным и вполне добропорядочным человеком.
Этот приятный кавалер говорил сладким голосом, держа шпагу в руке и растворяясь в блаженной улыбке. Время от времени он перебирал четки с золотыми и эбеновыми бусинками.
Арман-Луи и Рено встретили этого дворянина на почтительном расстоянии от крупного поселка, на Малинской дороге. Он был весь в пыли и выглядел усталым. Заметив Адриен и оглядев её исподлобья, он подошел в г-ну де ла Герш и очень вежливо сказал:
– Ваша милость, вы кажетесь чужестранцем в этих краях и, по-моему, ищете пристанище, где бы эта дама имела возможность отдохнуть.
– Признаться, жара сегодня была изнурительная, и наши лошади измучены, - сказал Арман-Луи.
– Далеко ли ещё отсюда до Малина?
– Сделайте лучше! Соблаговолите следовать за мной до того поселка, колокольня которая видна вон там, за ивовой кущей. Там есть трактир под названием "Мальтийский крест", хозяин которого почтенный христианин, и он не дерет три шкуры с постояльцев, посланных ему Божьей милостью. Моя набожность внушает мне доверие к этому человеку, именитому жителю Бергейма.
"Этот человек хорошо говорит, он мне нравится", - подумал г-н де Шофонтен.
– Изволите следовать?
– спросил человек с четками.
– Охотно, - ответил Арман-Луи.
Каркефу скользнул следом за доброжелательным незнакомцем.
– Сударь, а с точки зрения здоровья, придерживаются ли там, в этом трактире "Мальтийский крест", законов гостеприимства?
– спросил он.
– Церковь запрещает нам уделять внимание таким пустякам, но те, кто находят удовольствие в плотских наслаждениях, по достоинству оценят тамошнюю сытую и вкусную пищу.