Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем
Шрифт:
– Нет-нет! Я цела и невредима!
– ответила Маргарита, заливаясь слезами, и уткнулась, обрадовавшись, в грудь молодого человека.
Другой всадник, которого Арман-Луи вначале не остерегался, появился у спуска дороги в овраг. Он оглядел дорогу на всем протяжении долгим взглядом и содрогнулся при виде трупов, уложенных ударами г-на де ла Герш.
– Они здесь все?
– спросил он потрясенный, подходя к победителю.
– По правде сказать, нет! Я сделал что мог, - ответил Арман-Луи.
– Но главарь сбежал, он скачет
– Тот? Э, да я догоню его!
– сказал вновь прибывший. И, не слушая графа Вазаборга, окликнувшего его, пришпорил коня.
– Герцог - безумец!
– сказал о нем черный всадник. Подойдя с непринужденностью и достоинством, каких Арман-Луи не видел ещё ни у кого, граф протянул ему руку.
– Услуга, которую вы оказали, заставляет меня всецело проникнуться доверием к вам, - сказал он.
– Вероятно вы устали, возможно, ранены; следуйте за нами в дом, куда до сих пор никто, кроме меня, не попадал.
Арман-Луи последовал за своим проводником, направившимся к белому домику.
Они пересекли тихий сад, густо усаженный деревьями. Поваленные здесь и там кусты, опрокинутые вазы, смятые цветы указывали на то, что тут прошли похитители. Та, которую граф де Вазаборг называл Маргаритой, задрожала, увидев эту картину, напомнившую ей, какой опасности она избежала, и спасена лишь благодаря вмешательству постороннего.
Насколько только позволял бледный свет луны разглядеть окружающее, испорченный кустарник и истоптанные цветы показались Арману-Луи несоответствующими шведскому климату.
Дверь, открывающаяся на крыльцо, была ещё распахнута, Арман-Луи и его проводник вошли в круглую комнату, обитую индийским муслином и китайским сатином, на редкость изысканно обставленную мебелью, великолепное качество материала которой превосходило ценность работы.
Две душистые восковые свечи освещали эту комнату, полную множества роскошных предметов, привезенных из дальних стран. Серебряные и эбеновые шкатулки, японские вазы, венецианские зеркала, во всем изящество, соединенное с великолепием.
Г-н де ла Герш смотрел вокруг себя восхищенным взглядом: король не нашел бы места более прелестного для своей фаворитки, - но когда он перенес свой взгляд на хозяйку этих чертогов, ему не показались они теперь чересчур роскошными: столь божественной оказалась она - бледная в своем длинном с летящими складками платье, точно белое видение внутри белого облака.
– Вы поняли, надеюсь, что я люблю её больше жизни, сказал граф Вазаборг, заметив восторг Армана-Луи.
– А без вас я, возможно, потерял бы ее... Вашу руку, сударь!
Та, которую Арман-Луи вырвал из когтей капитана Якобуса, подняла на него глаза, нежные и голубые, точно васильки.
– Ваше имя, сударь, будет всегда благословенным в сердце Маргариты Каблио.
– Каблио?! Маргарита Каблио?
– изумление отразилось на лице Армана-Луи.
– Как, вы не впервые слышите это имя?
–
Г-н де ла Герш не знал что ответить. Почему это скрывать, если Маргарита - женщина графа Вазаборга? Что-то подсказывало ему, что он оказался в одной из таких ситуаций, которая могла бы объяснить многое, тем более, что наверняка суровая мораль старого капитана-кальвиниста все равно обречена.
Сколько чистоты, сколько невинности, однако в лице Маргариты!
– В самом деле, я не впервые слышу имя Каблио, - сказал все же Арман-Луи.
– Я ехал из Антверпена в Норвегию на корабле капитана, которого звали Авраам.
– Это был мой отец.
– Он говорил о своей дочери и спас мне жизнь.
Лицо Маргариты залилось краской.
– Ах!
– опустив голову, вздохнула она.
– Благородные поступки и мой отец идут по одной тропе!
Грудь её вздымалась, губы дрожали, видно было, как она взволнована. Но мертвенная бледность её лица быстро сменилась живейшими красками.
– Маргарита!
– окликнул её граф Вазаборг.
– Дочь Авраама Каблио не удостоилась милости Божией, - грустно сказала Маргарита, - но человек, которого спас мой отец, будет чувствовать себя здесь как дома. Вы, думается мне, и есть граф Арман-Луи де ла Герш?
Арман-Луи поклонился.
– Господин де ла Герш?!
– в свою очередь проявил живое удивление граф Вазаборг.
– Вы меня знаете?
– Нет, не я, - ответил г-н де Вазаборг несколько нерешительно.
– Но капитан гвардейцев, с которым вы встречались в королевском дворце, несколько раз говорил мне о вас. Я полагаю, вы здесь с миссией?
– Да, как лошадь, которая несет министра, облечена властью, так и я. Мне сказали отвезти бумаги - я их отвез, мне сказали ждать - я жду.
– А теперь?
– Я все ещё жду.
– И вы не знаете ничего о том, что скрыто в конверте, который вы вручили в королевском замке в Готембурге?
– Ничего.
Этот ответ, казалось, снова заставил графа Вазаборга погрузиться в размышления, и на лице его появилось выражение задумчивости.
Маргарита, опершись локтем на подушки и подперев голову рукой, тоже была задумчива. В комнате повисло молчание.
Предоставленный самому себе, г-н де ла Герш разглядывал все вокруг себя; но, каковы бы ни были олимпийские герои - они такие же люди, как остальные. Теперь, когда Арману-Луи не надо было больше сражаться с капитаном Якобусом, его желудок, как у простого смертного, напоминал о себе. Его взгляд привлекал круглый столик на одной ножке, на который, едва он вошел сюда, сразу же посмотрел с нежностью лисы, глядящей на виноград. Этот столик был уставлен сладостями, корзинами с фруктами и пузатыми бутылками. Не в силах больше терпеливо созерцать съестное, г-н де ла Герш вопросительно взглянул на графа и, проведя двумя пальцами по усам, заговорил, обращаясь к нему: