Удержи меня
Шрифт:
Но Князев, словно и, не слыша её, продолжил:
– Он мне всё время кого-то напоминал. Но я не мог понять кого.
Кира подобралась.
– И что же? Вспомнил?
Мужчина не ответил, и она повернулась, чтобы посмотреть на мужа. Их взгляды пересеклись.
– Ты знаешь, что Оксана ждала ребёнка?- внезапно меняя тему, спросил Рус, пристально глядя на неё.
Кира почувствовала, как в горле запершило, и лишь отрицательно покачала головой.
– Никто не знал,- усмехнувшись, добавил он. – Только мы вдвоём,- пауза. – Иногда мысль, что она….сводит меня с ума. Но я уже ничего не могу исправить.
– Прошлое
– Верно,- кивнул Князев. – Я не могу. Но кто-то может всё поменять в настоящем.
– Зачем ты это говоришь мне?
– Затем, Кира, что вещи хороши только тогда, когда они актуальны. И роль хладнокровной стервы тебе, конечно, к лицу, но это не ты. И кажется мне, твой шанс изменить всё ещё не исчерпан.
– Ты ничего не знаешь,- прошептала она еле слышно.
– Я знаю, что точка невозврата наступает в момент, когда сердце перестает биться навсегда.
Он был прав. Прав, чёрт бы его побрал. И настолько, что это доводило её до бешенства. Всё действительно можно изменить, пока человек жив. Существует возможность переиграть сцену, переступить обиды, выяснить причину… Да чтоб его! Шанс есть всегда. В теории. На практике же боль оставляет шрамы, которые навсегда отучают идти по уже пройденному пути. Память воскрешает не только красочные моменты. Чаще она поднимает из небытия то, что хотелось бы забыть, как кошмарный сон.
Руслан был прав, до момента, когда смерть не станет между кем-то, каждый имеет возможность начать всё сначала. И она начала. Всё ведь шло довольно неплохо, пока в их жизни снова не появился Артём. Кира отдавала себе отчёт в том, что, если спустя годы он до сих пор вызывает в ней такие чувства, значит, то, что она называла новой жизнью – лишь обман. Но время ушло. Девочка, влюбившаяся в наглого парня, исчезла. Она просто не пережила того, что преподнесла ей жизнь. А взамен пришла она новая. Сдержанная, холодная, недоверчивая. И пусть её диагноз по-прежнему звучал «так и не зажившее разбитое сердце», она уже не хотела что-то менять. Её устраивала эта роль. Устраивал статус, свобода, которую она получила, фривольности, которые она себя позволяла. И любовники, которых она могла выставить за дверь, едва только ей надоест их общество. Ей не нужна была их любовь. Она сполна испила эту чашу. Любовь принесла страдания. А холодный расчёт – удовлетворение её эго.
Она не нуждалась в большой дружной семье, о которой когда-то мечтала. Ей не требовался муж, носивший бы её на руках. И детей, которые стали бы их продолжением, она тоже не хотела. Всё ушло вместе с тем, когда она переступила черту, отделившую её от неудавшейся попытки быть счастливой.
Но это тоже представляло собой своеобразное счастье. Циничное, если смотреть с точки зрения традиционных ценностей. Грязное, недостойное. Но в нём что-то было. И оно приносило извращённое удовольствие. И чего Кира не желала, так это терять его источник. Ей не надоедало наступать на нормы морали, пускай об этом никто и не знал. Она не уставала слушать, что к её ногам положат весь мир, едва только она уйдёт от мужа. И пускай слова - только ложь, в них было больше правды и меньше боли, чем она надеялась когда-то.
Но всё перечисленное выше представляло собой лишь одну сторону золотой медали. Обратная же сторона рисовалась в виде её чувств к Артёму. Не утихающих до сих пор и терзающих её. А она хотела положить конец этой агонии. Раз и навсегда.
Именно поэтому
– Милая, ты чудесно выглядишь,- мать поднялась навстречу ей из-за стола, поставленного в тени раскидистых ветвей деревьев. На молодом лице Натальи Валиевой отразилась улыбка.
– Я рада, что ты заехала. Но, как вижу без Руслана.
– Без Руслана,- подтвердила Кира, обнимая мать и опускаясь в кресло, пустовавшее рядом.
– Тогда, надеюсь увидеть его вечером.
– Я поэтому и приехала. Планы изменились,- сухо отозвалась Кира.- Перенесём всё на следующую неделю.
Наталья пристально взглянула на дочь, в её серых глазах скользнуло сожаление.
– Выпьешь чаю?
– Не откажусь, спасибо,- кивнула девушка, откидываясь на спинку кресла.
Минуты, проведённые в родительском доме, она ненавидела. Парадокс, но место, в котором она выросла, теперь не вызывало в ней ни одной положительной эмоции. Была бы её воля, не приезжала бы вообще. Но приличия требовали хотя бы какого-то подобия своего соблюдения. И Руслан, которому казалось ужасной ошибкой такое отношение к семье. Ещё бы. Ведь не ему собственные родители вонзили нож в спину.
– Как у вас дела?- спросила Наталья, когда домработница поставила на стол стакан с охлаждённым чаем и удалилась.
– Спасибо, всё хорошо. А вы?
– Тоже хорошо. Как дела на работе?
– Чудесно. Открытие новой филиала заграницей продвигается.
– Вы оба так заняты работой. Уже два года прошло со дня свадьбы. Возможно, пора задуматься о детях?
– Я же говорила, мама, это не моё,- пожала плечами Кира, делая глоток прохладного напитка.
– Ты просто боишься. Но это естественно, милая. Раньше ты бредила этим.
Холодная улыбка застыла на губах Киры, и хотя между ними существовало что-то вроде перемирия, девушку откровенно бесили напоминания о её прошлых желаниях.
– Ну, тогда, наверное, вам не стоило влезать с корректировкой моих планов на жизнь, и как знать, возможно, здесь бы уже бегали шестилетние малыши,- каждое слово сочилось неприкрытой иронией. – Хотя,- отпивая ещё немного чая, добавила Кира,- я не уверена, что отец бы считал их своими внуками. Они скорее бы всего не прошли тест на чистоту крови.
– Кира, прошу тебя, не говори так,- мать с мольбой взглянула на неё и, поддавшись вперёд, накрыла её руки своими ладонями.
– Я говорю правду, мам, и этого не изменить, даже если я буду держать рот на замке,- мягко ответила девушка и высвободила свои руки.
– Я думала, что брак с Русланом поможет исцелить твои раны. Мне казалось, мы сможем начать всё сначала.
– Я не ради этого вернулась и не к вам, ты это прекрасно знаешь.
– Ну, хватит, Кира, ты уже довольно откровенно показала нам своё пренебрежение. Пожалей мать, если у тебя есть сердце,- резкий голос, прервавший их, принадлежал её отцу. На пороге загородного дома стоял Анатолий Валиев. Статный, темноволосый, подтянутый. Седина уже посеребрила виски в его пятьдесят пять лет, но это нисколько не мешало ему выглядеть таким же суровым, как и прежде.