Удерживающий Апокалипсис
Шрифт:
– Канальям не спится, – пробурчал гугенот, поворачиваясь ко входу.
Дверь в трактир распахнулась, в зал вбежал сержант. За ним вошли солдаты с алебардами и аркебузами.
– Всем оставаться на местах, – крикнул сержант, выхватывая шпагу. – Все арестованы.
– Не слишком ли торопишься, дружок? – ответил Питрель, вставая.
В трактир прибывала городская милиция. У солдат на руках были белые повязки, а на шляпах и шлемах белые кресты.
Драка началась у входа. Кто-то из католиков оттолкнул гугенота. Протестант потянулся
В первые минуты боя в кровавом кошмаре погиб Антуан. Бернан Питрель вытащил из рук убитого католика алебарду и махал ею как косой.
– Выбираемся на улицу, – крикнул он вьеннцам. – Сейчас к канальям подойдёт подмога, и тогда мы трупы.
Франсуа вооружился шпагой истекавшего кровью сержанта. Победить католиков было непросто: на большинстве солдат были панцири и латы. По телам врагов и гугенотов Баррье выбежал на улицу. Рассечённый клинком Бернан остался лежать на залитом кровью полу.
Августовская ночь была тёмной и тёплой. Над головой светили звёзды, веял тихий ветерок. По улице Бертен-Пуаре бежали люди с факелами. Поблёскивавшие от огней латы выдавали в них солдат.
Франсуа кинулся бежать. Скрываясь в тёмных местах под балконами и в углах, он продвигался к центру Парижа. По всему городу слышались выстрелы и холодящие душу крики. На мостовой валялись трупы.
Католики с белыми повязками на рукавах и с белыми крестами на шляпах вламывались в заранее отмеченные дома, где жили гугеноты. Сонных людей выволакивали наружу и с изощрённостью безнаказанных убийц издевались над ними. Жертвы молили о пощаде, но их крики лишь вызывали хохот потерявших человеческий облик мучителей. Кого-то сбрасывали с балконов и верхних этажей, из окон раздавался женский визг.
По переулку, в котором притаился молодой протестант, бежали факельщики с пиками. Франсуа выскочил на соседнюю улицу. Здесь кровавый кошмар продолжался. Казалось, Париж сошёл с ума.
На улицах, истекая кровью, лежали тела. Кто-то пал бездыханным. Кто-то, стиснув зубы, заливался кровью и оплакивал отрубленную руку. У входа в богатый дом лежали два мёртвых мальчика лет одиннадцати в ночных рубашках.
Улицы мелькали одна за другой, но нигде Франсуа Баррье не мог найти уголка, в котором не продолжался бы этот ужас.
– Вот ещё один гугенот!
Небольшой отряд католиков бросился к нему. Разгорающийся рассвет прогонял тьму. Не переставая звучали предсмертные вопли протестантов.
С противоположного конца улицы появилась ещё одна толпа католиков. На Франсуа дохнуло могильным холодом, неминуемая смерть схватила его за горло. Казалось, над головой звучат песни ангелов.
Слуга помчался от врагов к дверям дома. Если они открыты, останется призрачный шанс на спасение. Паписты заулюлюкали и кинулись за жертвой. Франсуа Баррье доживал последние минуты.
Двери открылись. На утреннюю улицу вышел худощавый человек в чёрном плаще и шляпе с белым
– Торопитесь, молодой человек? – со славянским акцентом спросил незнакомец.
Баррье попытался оттолкнуть господина в чёрном и пробежать в дом, но незнакомец схватил его за рукав. Франсуа замахнулся клинком, готовый до последнего вздоха отстаивать свою жизнь, но встретившись со спокойным взглядом господина, опустил руку.
– Это непринципиальное решение, – ровным тоном заметил незнакомец. – Они вас и в доме убьют. Париж беснуется, Сена окрасилась кровью. Даже король расстреливает гугенотов из окон дворца.
Язык Франсуа прилип к нёбу, горло пересохло. Под взглядом незнакомца гугенот оцепенел. Преследователи приближались.
– Попробуем договориться с ними, – улыбнулся господин в чёрном.
Полтора десятка папистов, вооружённых пиками, алебардами и аркебузами окружили их потной толпой.
– Доброе утро, господа, – приветствовал их незнакомец. – Не спится?
Оторопевшие от такого начала разъярённые убийцы утратили пыл.
– Он тоже протестант! – сказал солдат с раскрасневшимся от бега лицом, указывая на шляпу господина.
– Отсутствие белого креста не делает меня протестантом, мсье, – поправил вояку человек в плаще. – Вы хотите его убить?
Незнакомец показал глазами на Франсуа.
– Убитый гугенот не сделает вас богаче, – заверил господин.
Пронзительный взгляд и спокойный тон незнакомца сняли с католиков горячку погони. Противиться ровной интонации было невозможно.
– Предлагаю сделку, – произнёс незнакомец со славянским акцентом. – Я вам даю сто пятьдесят золотых экю, а вы оставляете молодого человека в моем распоряжении.
– Деньги мы возьмём и без вашего согласия, – сказал солдат с крупными чертами лица, поднимая аркебузу.
– Это не имеет смысла, – уголком рта улыбнулся незнакомец и отвёл ствол. – Убив меня, вы не получите денег.
Франсуа потом вспоминал эти секунды и не мог понять, почему католики и он сам поверили словам нежданного спасителя.
– Ладно, гони монету, – согласился солдат. – Только убирайся побыстрее.
Господин запустил руку в недра плаща.
– Вот, можете не пересчитывать, – протянул он убийцам мешочек с деньгами. – Здесь ровно сто пятьдесят. Дороговато ты мне обходишься, – посетовал он, обращаясь к Франсуа.
Дальнейшие события Баррье помнил как в тумане. Они с незнакомцем шли по окровавленному Парижу. Пробегавшие католики почему-то их не трогали, словно они были невидимы.
– Вот вам Европа, молодой человек, – говорил спаситель, переступая через трупы и обводя рукой Париж. – За ночь убили две тысячи человек, и это только в столице! Резня была и в других городах. Прошу заметить: убивали не только солдаты, но и простые обыватели!
У нас в России царь-батюшка учинил опричнину, но опричников было всего тысяча человек. Это сейчас их тысяч шесть. Но до такого кошмара даже Иван Грозный не додумался!