Удивительная жизнь Эрнесто Че

Генассия Жан-Мишель

Кристина не собиралась сдаваться: она обязательно подаст жалобу за побои и украденную сумочку, бояться нечего, сотни свидетелей видели, с каким остервенением ее колошматили легавые.

– Мы вооружены только идеями, но они нас боятся.

– У меня есть знакомый адвокат, жесткий ловкач, если хочешь, можем его нанять, – предложил Морис.

– Еще как хочу!

– Завтра утром тебя осмотрит мой врач и выдаст свидетельство.

– Ты прав.

– Дело принципа, любовь моя, в борьбе за мир торговля неуместна.

– Хорошо, что у меня есть ты.

Йозеф

с удивлением взглянул на Мориса: тон у него был очень убедительный, но глаза он прятал.

– Гитлера красивыми словами не остановишь, – бросил Йозеф. – Всех немецких пацифистов он перебил, тех, кто сопротивлялся режиму, отправил в лагеря. Войны не миновать.

– Ты понимаешь, что будет бойня? Это же чистое безумие! – огрызнулась Кристина.

– С фашистами нельзя вступать в переговоры. Столкновение неизбежно. Что станешь делать, когда они нападут? Придется защищаться, так что пора начинать готовиться.

– Если все будут поступать, как это сделал ты, не поехав в Испанию, Гитлеру не о чем беспокоиться.

– Ты просто жалкий завистник.

– Некоторым хватает мужества, другие родились трусами.

Йозеф был растерян, обижен и разозлен:

– Вот, значит, как: за Испанию воевать следовало, а против Гитлера нет? Знаешь, в чем главная проблема пацифистов? Все вы глупы как пробки!

Йозеф ушел и не обернулся. Никто его не окликнул, не попытался вернуть. Он надеялся, что вечером к нему заглянет Нелли или Морис, но они не пришли.

Каждый новый день усиливал терзания Йозефа. Он говорил себе: все кончено, лучше разозлиться и остаться одному, чем предать себя, но не мог не понимать, что у него проблема, что он был слишком непримирим и обидел друзей. Он не жалел о сказанном, но разрыв с Морисом, Кристиной и Нелли тяготил его. Он думал о ссоре днем и ночью, понимал, что Кристина была одновременно права и не права, и не мог не уважать ее за силу характера и твердость убеждений. Кроме того, она попала в больную точку: он действительно искал предлог, чтобы не записываться в интербригаду. Да, он раньше других понял всю безнадежность борьбы с франкистами, но это слабое извинение.

Нелли появилась через две недели. Она курила у подъезда и издалека заметила, как Йозеф идет по тротуару, читая на ходу газету.

– Ты дуешься? – спросила она, и он не нашелся что ответить. – Мы же не поссорились? – не успокаивалась Нелли.

Он и забыл, какие у нее дивные зеленые глаза.

Нелли была наделена природным жизнерадостным бесстыдством и неотразимо соблазнительным движением наклоняла голову к плечу. Она медленно приблизила свое лицо к лицу Йозефа и поцеловала его в губы. На улице! При людях! Боже, это же верх неприличия! Оба с трудом сдерживали дрожь.

Он так сильно стиснул ее в объятиях, что она едва не вскрикнула. Прохожие отводили взгляд, укоризненно качали головой, сокрушались: «Мы многое повидали, но такое…», «Куда катится мир?!».

Йозеф с превеликой радостью лишился репутации добропорядочного доктора.

Нелли схватила его за руку, они не стали ждать лифта, перепрыгивая через ступеньку, взбежали на

четвертый этаж и остановились, переводя дух. Нелли снова поцеловала Йозефа, не позволила ему зажечь свет, а когда он попытался дрожащей от нетерпения рукой вставить ключ в замочную скважину, принялась стягивать с него пиджак. «А вдруг кто-нибудь выйдет?» – прошептал он. Она не услышала или притворилась, что не услышала, и они занялись любовью прямо на площадке, перед квартирой. У соседа на верхнем этаже работало радио, звучала джазовая композиция «Мартиника», музыка страсти.

Они ужинали в ресторане на площади Нельсона. Нелли ни словом не упомянула недавнюю ссору. Она рассказала, что Мате репетирует с ними новую пьесу ирландского драматурга Джона Миллингтона Синга «Удалой молодец, гордость Запада» и у нее нет ни минуты свободной. Ни минуты, трижды повторила она, давая понять, что только поэтому не появлялась у него так долго. Мате сам играл одну из ролей, исправлял перевод, переделывал текст.

– Нам всем очень трудно, он каждый день меняет трактовку.

Нелли сжала руку Йозефа, залпом выпила бокал красного вина и робко спросила:

– Ты согласишься встретиться с Кристиной?

– Почему бы и нет…

– Слава богу! Я боялась, ты откажешься. Мне так хочется, чтобы все стало как раньше!

Премьера спектакля пришлась на один из дней, когда Йозеф ездил в Сетиф. Он вернулся около часа ночи и нашел под ковриком приглашение, подписанное Нелли и Кристиной.

Его ждали «с нетерпением».

Йозеф очень устал, но все-таки отправился на площадь Генерала Бюжо, в театр «Современное творчество». Зал был заполнен до отказа. Действие пьесы происходило в девятнадцатом веке в ирландской деревне, сцена была оформлена колодцем и скамьей, на заднике художник изобразил дерево у подножия холма. Мате играл сына, винящего себя в смерти отца, которого ненавидят и презирают все односельчане. Йозефу показалось, что у него проблемы с дикцией.

– В этом зале чудовищная акустика, – объяснила ему потом Нелли, выглядевшая очень убедительно в роли дочери пастора.

Публика горячо приняла спектакль и аплодировала артистам целых десять минут, чем немало удивила Йозефа. Он с трудом протолкался за кулисы, где все хвалили игру Кристины. Дверь гримерки открылась, она увидела Йозефа и так обрадовалась, что кинулась ему на шею и расцеловала. Он сказал: «Ты потрясающе играла!» Она почему-то удивилась и спросила:

– Правда? Ты действительно так думаешь?

– Честное слово! – подтвердил он с искренностью воришки, застигнутого на месте преступления. – Это было потрясающе, невероятно, ты играла… неповторимо.

Она просияла ослепительной улыбкой:

– Ты не представляешь, как это для меня важно.

Йозеф не лицемерил. Он не слишком хорошо разбирался в театральном искусстве и просто убедил себя в том, что Кристина играла замечательно. Морис расцеловал Йозефа, обнял его за плечи и сказал:

– Счастлив тебя видеть, дружище. Она потрясающая, правда? Давайте отпразднуем, я вас приглашаю.