Удивительная жизнь Эрнесто Че
Шрифт:
«Ах, Карлито, как же нам тебя не хватает! – думал Йозеф, ставя на патефон очередную пластинку Гарделя. – В мире нет музыки прекрасней, никто не дарит людям большего счастья…»
Каждый вечер после ужина Йозеф выкуривал пару сигарет и устраивал для себя концерт, выбирая несколько пластинок из восьмидесяти семи дисков коллекции (некоторые он ставил чаще остальных). Он снова и снова слушал «Возвращение» и «Потерявший голову», и магия хрустального голоса и волшебные звуки аккордеона уносили его далеко-далеко, вызывая трепет и пробуждая давние воспоминания. Йозеф закрывал глаза и возвращался на улицу де Лапп или улицу Робинзона. Иногда он звал Терезу, отодвигал журнальный столик, и они танцевали
– Еще один танец?
– С удовольствием.
Тереза слегка располнела, но двигалась по-прежнему легко.
Йозеф научил танцевать и Хелену. Она сама захотела, когда ей было лет девять или десять (он тогда все время слушал «Возвращение»). Девочка подошла, взяла отца за руку, нежно улыбнулась и спросила:
– Ты научишь меня, Йозеф?
Он поцеловал ее пальчики и произнес торжественным тоном:
– Мадемуазель подарит мне этот танец?
Хелена стояла перед отцом, невысокая, хрупкая, застенчивая, и смотрела на него спокойно и серьезно. Он хотел начать с объяснений: шаги делаются против часовой стрелки, одна рука сюда, другая на плечо, слушайся партнера, но это оказалось ни к чему – она уже все знала.
Они часто танцевали под Гарделя.
Хелена была очень способной. От отца ей достались легкость и умение скользить по полу, как по стеклу, она за долю секунды предугадывала каждое следующее движение партнера, сливаясь с ним воедино.
Это длилось много лет, потом Хелена остыла к аргентинскому танго, предпочтя ему оглушающую музыку западного мира. У Йозефа остались друзья среди депутатов и высокопоставленных функционеров, они ездили по миру и привозили ему (разумеется, «под полой») пластинки на 33 оборота, которые по эту сторону Стены были в цене «золотой пыли». Хелена и Людвик часами слушали группы «Animals» и «Beatles».
Теперь Хелена плакала, слушая «Don’t Let Me Be Misunderstood» [122] .
Служебная квартира Йозефа находилась в правом крыле здания, на втором этаже, и была такой просторной, что мог бы позавидовать сам министр здравоохранения. Из окон гостиной открывался вид на окрестные леса, прекрасные под лунным светом. Он часто видел на лужайке у опушки оленей и кабанов, но этим ветреным вечером даже кролики остались в норах и не выбежали порезвиться на заснеженном склоне холма. Йозеф не знал, какому болвану пришла в голову мысль построить здесь санаторий: микроклимат был нездоровым, холодным и влажным, зимой и летом туман не рассеивался по многу дней. Впрочем, выбирай чехи только идеальные места, в стране не было бы ни одного санатория.
122
«Не пойми меня превратно» (англ.). Музыку и ключевую фразу песни, которая впоследствии стала названием, написал композитор и аранжировщик Хорас Отт. Он предложил поработать над песней Солу Маркусу и Бенни Бенджамину. Так была создана «Don’t Let Me Be Misunderstood», которую в 1964 г. спела американская певица Нина Симон.
Йозеф не понимал, почему министерство до сих пор никак не отреагировало на случившееся, и решил снова позвонить в Прагу и выяснить, что будет с другими пациентами.
– Хоть бы этот Рамон поскорее поправился и исчез! – бросил он в сердцах Терезе и Хелене, которые читали, уютно устроившись на диванчике. – Надеюсь, тогда мы снова заживем как нормальные люди. Мне стоило такого труда заполучить рабочих, а Сурек их прогнал. Раньше будущего года работу продолжить не удастся, придется мириться с неудобствами.
Йозеф выбрал пластинку, осторожно опустил рычаг, раздалось легкое потрескивание.
В дверь постучали. Тереза открыла, и они увидели улыбающегося Рамона, за его спиной топтался телохранитель.
123
«La 'ultima copa» (исп.) – аргентинское танго, музыка Франсиско Канаро, слова Хуана Андреса Карусо.
124
Автор перевода – Тамара Игнатова.
– Добрый вечер, доктор, не тревожьтесь, со мной все в порядке. Я услышал этот голос и был потрясен – не представляете насколько. Мне показалось, что я схожу с ума или у меня галлюцинация. Вы знаете Гарделя?
– К несчастью, он питает к нему страсть, – ответила за отца Хелена.
– Вы не любите Гарделя?
– По-моему, он устарел.
– Только не Гардель, он гений.
– Ну что, съела? – торжествующе воскликнул Йозеф. – Не хотите присоединиться к нам?
– С удовольствием, доктор… Vete a acostar [125] , – сказал он, обращаясь к телохранителю.
125
Иди и ложись (исп.).
Рамон захлопнул дверь и не без труда дошел до дивана.
– У вас усталый вид, – заметила Тереза.
– Мне лучше, температура спала, но я совершенно выдохся.
– Ничего страшного, – успокоил своего пациента Йозеф, – вам просто необходим отдых.
– Я больше не могу лежать! – пожаловался Рамон, не сводя глаз с пачки сигарет.
– И речи быть не может, – покачал головой Йозеф.
– Я так хочу курить, что едва дышу.
– Ничего подобного, все дело в астме, и вам это известно не хуже моего.
Йозеф убрал пластинку в конверт, Рамон с трудом поднялся, но не позволил Терезе помочь, подошел к этажерке и начал просматривать названия:
– Невероятно, у вас полное собрание его песен.
– Увы, кое-что я так и не смог найти.
– О… «Я пью и приглашаю», мама обожала Гарделя и фильм «Свет Буэнос-Айреса»; когда я был подростком, мы два раза ходили его смотреть.
Рамон протянул пластинку Йозефу, и тот поставил ее на проигрыватель.
– Спасибо… У меня не слишком хороший слух, но Гардель – это святое, его я ни с кем не спутаю.
Зазвучал аккордеон, Рамон опустился в кресло и начал беззвучно повторять за певцом:
Мой черед угощать, парень, поднимем стаканы,Я пью и предлагаю, глотни и ты,Потому что сегодня мне необходимо убить воспоминания.Одинокий, вдали от дома,Я хочу выплакаться на твоей груди.Выпей со мной, и, если мой голос дрожитВремя от времени, пока я пою,Я плачу не из-за нее, а потому, что она меня обманула,Я знаю, что мужчина не должен плакать.