Удивительные донумы
Шрифт:
Об их фанатизме пишет один французский граф, посетивший преемника Синана в его замке. Дозор на высоких башнях замка несли вооруженные, завернутые в белые одежды ассасины. Желая произвести на гостя впечатление, шейх подал сигнал — и тотчас двое из стражей, ни секунды не раздумывая, бросились с башни вниз, на острые камни.
Неудивительно, что сильные мира сего предпочитали не ссориться с ассасинами и даже платить им дань. Только рыцарские ордены госпитальеров и тамплиеров, для которых смерть одного или даже нескольких членов особой катастрофы не представляла, не боялись ассасинов и сами брали с них налоги. Госпитальеры, например, как пишет арабский историк Аль-Макризи (ум. в 1442 г.), получали с ассасинов «1200 динаров и 100 муддов [35] ячменя и пшеницы».
35
Мудд —
К середине XIII века существование ассасинов в Сирии значительно осложнилось из-за антиисмаилитских настроений, исподволь подогреваемых правителями. То в одном городе, то в другом устраивались побоища, в которых ассасины гибли десятками тысяч. В тот же период монгольский хан Хулагу разгромил их государство в Персии, а в 1256 году, захватив столицу ассасинов Аламут, повесил их последнего верховного шейха и двинулся на Сирию.
Сирийские ассасины из двух зол решили выбрать меньшее и присоединились к мусульманскому владыке Бейбарсу, рассчитывая, во-первых, отомстить монголам, а во-вторых, завоевать таким образом благосклонность султана. Но Бейбарс, всю жизнь посвятивший борьбе за освобождение мусульманского Востока от ненавистных христиан-франков и язычников-монголов, вовсе не был намерен терпеть у себя под боком столь опасных раскольников. Использовав силы ассасинов в войне с монголами и прибегнув пару раз к их услугам в устранении противников (убийство Филиппа де Монфора, графа Торонского; покушение на английского принца Эдварда), Бейбарс сперва заменил шейха ассасинов собственным ставленником, а затем начал отбирать у них один за другим замки. Утратив в 1273 году свой последний замок Каф, ассасины Сирии навсегда лишились того влияния и могущества, какое они имели в XI–XII веках.
Тем не менее исмаилитская секта низаритов сохранилась но сегодняшний день более чем в двадцати странах Азии и Африки, а у их духовного главы, носящего титул ага-хан, имеются две резиденции — в Индии и в Кении.
И ассасинов, и крестоносцев Крак де Шевалье разгромил приблизительно в одно время султан Бейбарс, однако список его врагов на этом не закончился. На четырнадцать лет дольше, чем их собратья по ордену в Крак де Шевалье, продержались в Сирии госпитальеры замка Маркаб, который крестоносцы называли Маргат. «Маркаб» по-арабски означает «наблюдательный пункт». Когда по дороге Тартус — Латакия приближаешься к городу Баниясу, невозможно не заметить квадратную башню-форпост, похожую на гигантскую шахматную туру, в нижней части спускающегося к морю склона Взгляд сам собой скользит по этому склону вверх, через горные террасы, все дальше от берега и дороги, и вдруг останавливается, словно зацепившись за зубчатые укрепления на одной из вершин. Это и есть замок Маркаб — исполин, каменный рыцарь, выдвинувший свою башню на горизонталь побережья в партии, разыгранной около восьми веков назад. Даже на расстоянии замок поражает размерами, обилием башен, выступающих из мощных стен, строгой красотой форм. А в погожий день замок как будто светится — это солнечные блики играют на черных базальтовых плитах, из которых сложен Маркаб. Каждый камень в кладке четко оттенен линией светлого цементирующего состава, и этот черно-белый силуэт еще больше подчеркивает угрюмое величие средневековой цитадели.
И все же снизу, с шоссе, видна лишь малая толика великолепия Маркаба. Полностью оно открывается с самого замка. Повторяя конфигурацию горы, крепостные стены окружают Маркаб треугольником, и с каждой стороны расстилается своя, незабываемая по грандиозности и яркости панорама. С одной стены далеко внизу видишь цветущую зеленую долину, край олив и фруктовых садов, — один из ключевых проходов в горах к побережью; с другой, сколько хватает глаз, тянутся островерхие отроги хребта Ансария, летом темные, зимой покрытые снежными шапками; с третьей угадывается вдали Средиземное море. И ни один звук с автострады не долетает сюда — тишина, которой окутано торжественное одиночество Маркаба, так же незыблема, как и сам замок.
Туристы не так уж часто посещают Маркаб, на главных воротах его висит огромный, под стать самой крепости, «амбарный» замок. В деревне у основания замка живет сторож, он же хранитель Маркаба, он же гид, который охотно поднимется с гостями по относительно неплохой асфальтированной дороге к укреплениям, по мосту переведет через высохший ров, поросший чахлой травой и желтоцветным дроком, отомкнет врата, расположенные в полвысоты западной стены. С этого момента время для посетителя останавливается, и он переносится в средневековье. Сводчатые каменные коридоры; башня Тур де Эперон, принявшая
На месте Маркаба, как и других замков, еще задолго до крестоносцев строили свои укрепления и византийцы, и арабы, и турки, однако, только попав в руки госпитальеров в 1186 году, Маркаб начал превращаться в ту неприступную крепость, которая почти столетие контролировала округу и наводила страх на соседние города. До того времени Маркаб административно входил в княжество Антиохия, но к 1189 году (завершению первой победоносной кампании Саладина и началу третьего крестового похода) от княжества, помимо Маркаба, из сколько-нибудь значительных пунктов оставалась одна его столица, город Антиохия, и замок приобрел фактически полную автономию.
Судьба Маркаба напоминает судьбу Крак де Шевалье: оба замка являлись сильнейшими цитателями крестоносцев в Сирии, оба из-за своего местоположения и воинственности госпитальеров для мусульманских правителей, по выражению одного арабского историка, были «словно кость в горле», оба, очевидно, пали бы под натиском Бейбарса, если бы его смерть в 1275 году не подарила Маркабу короткую, на четырнадцать лет, отсрочку. Впрочем, не исключено, что преемник Бейбарса, султан Калавун терпел бы госпитальеров и несколько дольше, если бы те окончательно не скомпрометировали себя, выступив против султана на стороне монголов в 1281 году. Калавун успешно отразил нападение монгольского хана, тем самым развеяв последнюю надежду госпитальеров на реванш, а затем обратил свой вполне справедливый гнев на замок Маркаб.
В полной секретности подготовив большое количество осадных лестниц и башен, катапульт, собрав к себе в войско лучших лучников и обеспечив их достаточным запасом стрел, Калавун 25 апреля 1285 года появился под стенами Маркаба. Госпитальеры, закаленные и умелые воины, защищались упорно. В течение месяца они одну за другой отбивали атаки мусульман, уничтожили у них несколько катапульт, сожгли с помощью «греческого огня» осадные башни. Осознав, что штурмом взять Маркаб будет непросто, Калавун решил прибегнуть к самому трудоемкому, но зато безотказному методу взятия крепостей — подкопу. Его солдаты начали вести подкоп под основную башню замка, Тур де Эперон. Постепенно грунт из-под башни был извлечен, вместо него под фундамент подвели деревянные сваи и обложили их сухим хворостом. Оставалось лишь поднести огонь: сваи начали бы гореть — и башня вскоре обрушилась бы. Но султану, рассчитывавшему в дальнейшем использовать Маркаб в войнах с монголами, жаль было разрушать сильнейшую крепость замка. Он сообщил защитникам Маркаба, что подкоп завершен, и предложил им взглянуть на котлован. Убедившись, что Тур де Эперон обречен, госпитальеры капитулировали. Султан Калавун обошелся с рыцарями, доставившими ему столько хлопот, поистине по-рыцарски: всем была сохранена жизнь и свобода, а знатным крестоносцам позволили взять с собой столько имущества, сколько могла поднять лошадь.
Взятие Маркаба вовсе не примирило султана Калавуна с госпитальерами. Он продолжил кампанию и двинулся вдоль Средиземноморского побережья, одно за другим захватывая укрепления и ровняя их с землей. Орден тамплиеров Калавун пока не трогал: в апреле 1282 года он продлил мирное соглашение, заключенное с ними еще Бейбарсом, на десять лет и десять месяцев.
Но постепенно приближался черед тамплиеров. Разделавшись с одним противником, Калавун начал приготовления к осаде крупной тамплиерской крепости в Акре, но в 1290 году умер.
Замыслы Калавуна довел до конца его сын Ашраф. Не дожидаясь, пока истечет срок соглашения, он осадил Акру и начал обстреливать ее из 92 катапульт. Месяц спустя город превратился в груду развалин, и крестоносцы, получив заверения, что им будет сохранена жизнь, капитулировали. Однако они напрасно рассчитывали на милосердие победителей: войдя в город, Ашраф забыл про обещания и приказал предать казни всех тамплиеров.
Вместе с Акрой крестоносцы утратили и последние остатки боевого духа. В том же месяце они покинули Тир и Сидон, в июле оставили Бейрут, а в августе — Тартус.