Удивительные истории нашего времени и древности
Шрифт:
Итак, во времена *Воюющих царств жил один известный тогда человек, по фамилии Юй, по имени Жуй. *Второе имя его было Боя, а родом он был из Ин, столицы княжества *Чу — города, что в нынешнем округе Цзинчжоу, в Хугуане. И хотя Боя был уроженцем Чу, служебная звезда привела его в княжество Цзинь, где он достиг должности советника. Как-то Боя по повелению властителя Цзинь отправился послом в княжество Чу. Надо сказать, что Боя и сам добивался этого назначения: во-первых, он считал, что «талант не подведет доверия владыки», а во-вторых, хотел воспользоваться случаем, чтобы взглянуть на родные места и, таким образом, «из дела одного извлечь двойную
Добравшись сушей до Ин, Боя представился князю и доложил о возложенном на него поручении. Князь устроил в честь Боя пир и оказал ему знаки величайшего уважения.
Очутившись в родном городе, Боя, разумеется, побывал на могилах предков и навестил друзей. Но, как говорится, «каждый служит своему владыке», и Боя, помня о своей миссии, не смел долго задерживаться. Как только с делами было покончено, он нанес прощальный визит чускому князю. Тот одарил его золотом, парчой и распорядился, чтобы почетному гостю приготовили колесницу и заложили четверку лошадей. Но Боя, который двенадцать лет назад покинул княжество Чу, мыслью тянулся к великолепию гор и рек родной страны. Чтобы вволю налюбоваться ими, он решил ехать кружным путем по воде и потому сказал чускому князю:
— Слуга ваш, к сожалению, нездоров, ему не перенести езды в повозке и быстрого бега коней. Прошу одолжить вашему слуге лодку, чтобы он мог поехать по воде и за время пути немного окрепнуть.
Князь внял его просьбе и велел снарядить два судна. Одно предназначалось лично для посла цзиньского государства, другое — для слуг и вещей. Это были прочные суда с расписными веслами, парчовыми навесами и высокими парусами. Сановники княжеского двора проводили Боя и расстались с ним у самой реки.
Тому, кто ищет для себя диковин и красот, Нужны ли гор далеких высь, безбрежье вод?Боя был человеком одаренным, возвышенной души, а потому великолепие природы, прелестные виды гор, рек захватили его полностью. И, плывя под развернутым парусом по скатам лазурных волн, он без конца любовался бирюзою далеких гор и светлым простором спокойных вод. Через несколько дней он достиг Янцзы возле Ханьяна, и было это пятнадцатого числа восьмого месяца, в *день осеннего полнолуния. Вечером внезапно налетел неистовый ветер, поднялись волны и стремительным потоком обрушился дождь. Продвигаться вперед не было уже никакой возможности, и суда пристали к берегу возле утеса. Но вскоре ветер стих, волны улеглись, дождь прекратился, из-за туч выплыла полная светлая луна. Как всегда после дождя, она сияла необыкновенно ярко.
Боя сидел в каюте один и не находил, чем занять себя. «Сыграю что-нибудь на цитре, чтобы развеять душевную тоску», — решил он и велел прислуживавшему отроку возжечь благовонные свечи. Мальчик возжег курения, принес цитру и положил ее на маленький столик. Боя открыл футляр, подкрутил колки, настроил цитру и заиграл. И не успел он закончить мелодию, как под пальцами с резким звуком оборвалась струна. Ошеломленный, Боя приказал мальчику узнать у кормчего, где они остановились. Оказалось, что судно пристало к подножию утеса, что на берегу есть какая-то растительность, деревья, но нигде не видно людского жилья.
— Пустынные горы! — в крайнем изумлении воскликнул Боя и подумал: «Будь здесь город или поселок, можно
Слуги собрали людей и уже готовы были ринуться на берег, как вдруг с берега донесся голос:
— Уважаемый сударь в лодке! Не извольте подозревать чего худого. Я, ничтожный, вовсе не грабитель и не вор, я — дровосек. Я был в лесу, и поздно вечером меня застиг внезапный ливень и страшный ветер. Накидка меня не защищала от дождя, и я укрылся под утесом. Тут я, услышав, как вы заиграли, немного задержался, чтобы внять звукам цитры.
Боя расхохотался:
— Какой-то дровосек — и смеет говорить «внять звукам цитры»! Ну, ладно, правда или ложь в твоих словах, доискиваться я не стану. Люди! Пусть идет прочь!
Но человек не уходил.
— Сударь, вы не правы, — сказал он громко. — Вам разве не известно, что «в селении из десяти дворов всегда найдется человек и преданный, и честный», что «если в доме благородный человек, к нему извне придет достойный»! И если вы с презреньем говорите, что в горной глуши некому цитре внимать, то у пустынного берега в этот час ночной и играть, казалось бы, некому было на цитре.
Боя обратил внимание, что человек этот говорит не просто, и подумал: «А кто его знает, может быть, он действительно понимает музыку и на самом деле слушал мою цитру?»
— Ладно, оставьте его! — сказал тогда Боя слугам, а сам подошел к дверям каюты и тоном, в котором уже не было гнева и звучала приязнь, спросил: — Господин, находящийся на берегу! Если вы задержались только для того, чтобы послушать цитру, то, может быть, и знаете, что за мелодию я исполнял?
— Если бы не знал, то вряд ли стал бы слушать, — отвечал человек. — То, сударь, что вы играли, — «Скорбь *Конфуция по *Янь Хуэю». Слова же песни таковы:
Как жаль, что окончил рано Янь Хуэй краткий свой жизненный век. Думы о нем не могу я оставить, виски побелели, как снег. Он с чашей неполною в хижине бедной счастье умел находить...Но на этой фразе струна оборвалась, и вы не успели сыграть последнюю строку. Я помню ее:
И имя оставил потомству навеки, как мудрый, святой человек.Услышав это, Боя пришел в восторг.
— Уважаемый! Да вы на самом деле не из невежд простых. Однако вы — на берегу, я — здесь, на судне; так разговаривать нам неудобно, — сказал он и распорядился: — Эй, положите сходни, приготовьте поручни и просите господина подняться на судно.