Удивительные истории нашего времени и древности
Шрифт:
Дровосек ответил:
— В *«Песнях Мао» сказано:
Когда другой возымеет думу, Стараюсь примериться к ней.Попробуйте, высокопочтенный сударь, сыграйте, а я, ничтожный, буду отгадывать, как подскажет чувство. Но если не угадаю, благоволите не прогневаться.
Боя натянул порвавшуюся струну и погрузился в думу. Мысль
— Да! Хорошо! — воскликнул дровосек. — Возвышенно, величественно!.. Ваши мысли в высоких горах.
Боя ничего не ответил. Он опять сосредоточился, представил себе текущие воды и снова ударил по струнам.
— Да! Красиво! — с восхищением отозвался дровосек. — Струящаяся плавность! Ваши мысли в текущей воде.
В этих двух ответах каждый раз угадывались сокровенные мысли Боя. Пораженный, Боя отстранил цитру и встал, приветствуя гостя, как подобает хозяину.
— Простите! Простите! — восклицал он. — Да, это тот случай, когда в камне сокрыта бесценная яшма. И если бы по внешнему виду судили о людях, то сколько талантов было бы в мире загублено. Сударь, ваша уважаемая фамилия и ваше благородное имя?
Дровосек склонился и ответил:
— Я, ничтожный, ношу фамилию Чжун, имя мое — Хуэй, второе имя — Цзыци.
— Итак, значит, господин Чжун Цзыци, — произнес Боя, сложив для приветствия руки.
— А ваша высокая фамилия и место вашего почетного назначения? — в свою очередь осведомился Цзыци.
— Скромный чиновник Юй Жуй, — ответил Боя. — Служу при цзиньском дворе и прибыл в вашу уважаемую страну посланником от цзиньского князя.
— Оказывается, передо мной высокопочтенный господин Боя, — произнес Цзыци.
Теперь Боя усадил Цзыци на почетное место гостя, а сам занял место потчующего хозяина и приказал мальчику подать чай. После чая, велев принести вина, он сказал:
— Хочу воспользоваться вином как предлогом, чтобы продлить беседу с вами. Прошу не пренебречь ничтожностью простого угощения.
— Смею ли! — отозвался Цзыци.
Мальчик убрал цитру, и они сели за вино.
— По говору вы, конечно, уроженец Чу, не знаю только, в какой именно местности находится ваша почтенная обитель, — начал Боя.
— Неподалеку отсюда, — отвечал Цзыци. — Деревня *Цзисянь, в горах Мааньшань, и будет та самая глушь.
— Деревня Цзисянь, — повторил Боя и одобрительно кивнул головой. — Действительно, «собрание талантов». А каково же ваше благородное занятие?
— Рубкой дров я занимаюсь, — ответил Цзыци.
Боя усмехнулся.
— Господин Цзыци, — обратился он к гостю, — я простой чиновник и в своих словах не должен был бы выходить за пределы дозволенного, но разрешу себе нескромность заметить, что на вашем месте я не избрал бы себе такой участи. Почему бы вам с вашими дарованиями, с вашими знаниями не добиваться почестей и славы, не занять должного места при дворе и не оставить в истории своего имени? Почему, напротив, вы ограничиваете свои стремления и мечты лесами и ручьями, допускаете, чтобы следы ваши терялись среди следов простых дровосеков и пастухов, почему пропадаете здесь в безызвестности?
— По правде говоря, — сказал Цзыци, — в семье нашей лишь престарелые родители мои да я. Живу
— Такая сыновняя почтительность поистине редка! — воскликнул Боя.
Так за разговором шло время. Гость и хозяин, то один, то другой, поднимали чарки и любезно потчевали друг друга. Цзыци, как говорится, был «равно спокоен и при унижении, и при возвеличении», и Боя все больше и больше проникался к нему симпатией и уважением.
— Которая же это весна в цветущей вашей молодости? — спросил он у Цзыци.
— Попусту прожил уже двадцать семь лет.
— Я на десять лет старше вас, но если б вы не отказались скрепить союзом братским эту встречу и братьями впредь называться, то это было бы подлинной дружбой людей, понимающих звук.
Цзыци рассмеялся:
— Нет, высокопочтенный сударь, вы изволите заблуждаться. Вы — знаменитый вельможа высокой страны, я же — ничтожество какое-то из глухого края. Мне ли до вас тянуться так высоко и подвергать вас унижению, хотя бы самим снисхождением ко мне.
Боя ответил на это:
— «Знакомых всяких полон свет, но много ль близких нам друзей?» Скромный чиновник, я в заботах мечусь в мире сует и возможность близкой дружбы с человеком высокой души и большого таланта поистине считаю величайшим счастьем всей моей жизни. И если при этом вы говорите о богатстве и знатности, о бедности и простоте как о препятствиях к дружбе, то к какому же тогда разряду людей вы причисляете меня, Боя?
И, приказав отроку сменить свечи и вновь воскурить ароматы, они с Цзыци тут же, в каюте, преклонили колена. Боя как старший, Цзыци как младший торжественно поклялись отныне и впредь называться братьями и ни в жизни, ни в смерти не изменять этой дружбе.
Боя велел снова подать вина. Теперь уже Цзыци настоятельно предлагал Боя занять почетное место. Уступив Цзыци, Боя наконец переставил чарки, переложил палочки, и Цзыци занял место младшего. Обращаясь друг к другу, как брат к брату, они вели задушевную беседу. А ведь,
Когда с тобой желанный гость, не устает душа; Коль слушает понявший звук, беседе нет конца.Увлеченные разговором, они не заметили, как побледнела луна и поредели звезды. Начало светать. Люди на судне уже были на ногах — они налаживали паруса и снасти, готовясь в путь. Цзыци стал прощаться. Боя поднес другу чарку вина, взял его за руку, вздохнул и сказал:
— Дорогой брат, почему так поздно встретились мы с вами и почему должны так быстро расстаться!
У Цзыци невольно скатилась в чарку слеза. Он залпом выпил до дна, налил ответную чарку и поднес ее Боя. Оба чувствовали душевное влечение и привязанность друг к другу, и им жаль было расставаться.