Уездная учительница магии

Корсарова Варвара

Внешне особняк не сильно преобразился; рыжий мох все так же затягивал серые каменные стены, но в окнах появились стекла и исчезли сухие плети вьюнка.

Массивный, темный, с изломанными башнями, выступами и узкими окнами, дом поразил меня куда сильнее, чем в первый раз.

Когда я побывала здесь с Корнелиусом, дом был пуст и мертв; теперь его вернули к жизни, но не оживили полностью. Он казался необъяснимым в этом глухом лесу, который окружал его плотной стеной. Он явился из времен, когда существование призраков не вызывало сомнений.

Сами

собой вспоминались все страшные сказки о лесных разбойниках, которые заманивают к себе путников яркими огнями. Помнится, в сказках такие лесные дома таили в себе куда больше, чем показывали посторонним, и ревниво прятали свои тайны до поры до времени.

«Изумительно! Потрясающе!» — раздавалось со всех сторон. Жена бургомистра нервически рассмеялась, плотнее запахивая накидку.

— Теперь я вижу, что усилия Роберваля стоили того! — сказала она. — Весьма небанальная идея. Может, подобные приемы и не редкость в столице, но для нас это в диковину.

С ней все согласились.

Гости ступили на лужайку, по которой бродили ранее прибывшие столичные господа. Слуги задвигались, провожая важных горожан к хозяину дома.

Корнелиус Роберваль стоял у крыльца. Я старалась не смотреть в его направлении и не привлекать к себе внимания. Неспешно пошла между фуршетных столов, поглядывая по сторонам и изучая незнакомцев.

По моим подсчетам их прибыло человек двадцать или больше. Судя по виду, столичные чиновники или дельцы с железной хваткой и немалым состоянием. Лица холеные, пресыщенные. Мужчины в сшитых на заказ костюмах, не очень формальных, в каких можно выбраться за город. Все с ухоженными усами и бородками, либо гладко выбритые, с бледными, припудренными тальком щеками, холодными и расчетливыми глазами. Курят дорогие сигары, беседуют негромко, внушительно. Дам мало — я увидела двух далеко не юных особ, укутанных в шелк и меха, и одну хорошенькую штучку, одетую и накрашенную как актриска варьете.

Однако любопытную компанию собрал тут Корнелиус... кто эти люди? Его деловые партнеры, старые коллеги по департаменту, где он когда-то служил? Вероятно, так и есть. Выехали в провинцию развеяться, подышать свежим лесным воздухом, попробовать что-то новенькое, а заодно обсудить важные дела.

Я приблизилась к группе мужчин возле фуршетного стола, чтобы послушать, о чем они говорят. К моему удивлению, в их компанию затесался Амброзиус Анвил, который в разговор не вступал, но кивал в ответ на замечания господина с зачесанными назад жидкими волосами, скрывающими лысину.

В этот момент меня взял под локоть господин Степпель:

— Надо подойти поздороваться с Робервалем, — заявил он слегка заплетающимся языком — кажется, директор перебрал дарового вина по дороге на прием. Его седоватые бакенбарды растрепались, придавая ему глуповатый вид.

За другой локоть меня подхватила госпожа Барбута:

— Пора засвидетельствовать уважение главе попечительского совета! — сказала она, тоже слегка спотыкаясь на словах.

Делать

нечего; я позволила провести себя по ковровой дорожке, которая лежала прямо на рыжеватой хвое и примятой траве, и предстала перед хозяином дома и его спутницей.

— Рад приветствовать вас в своем новом — и очень старом — лесном особняке, — произнес Корнелиус своим сильным, глуховатым голосом, от которого у меня по спине пробежали мурашки. — Дорогая Вильгельмина... наши школьные учителя.

Он назвал нас; я подняла голову и впервые посмотрела прямо на него, не таясь.

Он стоял, высокий и бледный мужчина — потомок разбойника в дорогом костюме. В его черных волосах блестели отсветы ламп, выбритые щеки отливали синевой, как у всех брюнетов, щеку перечеркивал бледный шрам.

Стоило мне взглянуть на Корнелиуса, как я тут же забыла все, что собиралась ему сказать. Я продолжала механически держать натянутую улыбку на лице, но в груди прочно обосновался ледяной холод.

Мне хотелось ударить Корнелиуса. Выкрикнуть что-то бессвязное. Поцеловать...

Его лицо выражало лишь приличествующую случаю доброжелательность. Однако когда наши взгляды встретились, его глаза изменились; Корнелиус глянул на меня пристально, серьезно, мышцы возле рта едва заметно напряглись.

— Благодарю за оказанную честь, господин Роберваль, — произнесла я лишь слегка дрогнувшим голосом. — Весьма рада оказаться на вашем необычном приеме.

— И я несказанно рад.

Он легко нахмурился и отвернулся к прекрасной женщине, которая произнесла певучим грудным голосом:

— Наслышана о вас, госпожа Верден. Регина мне все уши прожужжала, рассказывая о новой учительнице. Вы захватили ее воображение! — Вильгельмина очаровательно улыбнулась.

— Регина тоже здесь?

— Нет, она осталась дома. Этот прием не для детей, — учтиво ответил Корнелиус.

— Регина наверняка расстроилась. Она любит праздники.

— Она утешится подарками, которые я ей привезла! — воскликнула Вильгельмина и заговорила с директором, который отвесил ей неуклюжий комплимент.

— Прошу, госпожа Верден, попробуйте этот коктейль, — Корнелиус жестом подозвал слугу. — Пейте, угощайтесь, веселитесь... получайте удовольствие.

Я взяла бокал с подноса; мое сердце билось так сильно, что жидкость в бокале подрагивала ему в такт. Но я держалась спокойно — только этим спокойствием я могла защитить себя от глухого отчаяния.

Корнелиус вел себя так, как будто был едва знаком со мной. Передо мной стоял чужой человек. Собранный, холодный, отстраненный... С мертвыми, жестокими глазами. Такой, каким я увидела его впервые. Каким он, наверное, был всегда.

— Не могли бы вы уделить мне минуту наедине? Я бы хотела поговорить с вами, господин Роберваль. О школьных делах, — сказала я через силу и заметила, как остро глянула на меня Вильгельмина при этих словах.

— Быть может, позже, — ответил он спокойно. — Прошу извинить…