Уездный детектив. Незваный, но желанный

Коростышевская Татьяна

– Как мы могли заметить, обязательного осмотра тела не проводилось.

– Сережа! – ахнул сдавленно Хрущ и высморкался в ментоловый платок. – Как? Кто? Почему?

Шеф продолжал деловито:

– Исходя из видимых повреждений одежной ткани…

Подбородок-утес дернулся, покойный Сергей Павлович Чиков сел на столе. Я лишилась чувств на секунду позже Андрона Ипатьевича.

Волков сызнова нес меня на руках, привычно даже.

– Гриня-а, – шепнула я сквозь сон, устраивая голову на мужском плече, – напортачили

мы с тобою изрядно, по всей строгости отвечать придется. Нельзя было… Но не боись, всю вину на себя возьму, потому что чином старше и… Ты только целоваться сейчас не смей, потому…

– Замолчите, Попович, – шефов баритон влажным холодком щекотал скулу, – или я вас на прозекторский стол уложу.

– Чего? – забившись рыбкою, я скользнула на пол, царапаясь о пуговицы шефова сюртука. – Не желаю на прозекторский!

Мы с Крестовским стояли уже в присутственном зале, развлекая арестованных забулдыг и прочую публику. Семен Аристархович скомандовал:

– Давилов, Старунов, рысью в морг! Чикова в свободную камеру, Хрущу помощь оказать, он в обмороке.

– Ч-чикова? – перекрестился регистратор.

– Не спрашивать! – рявкнул шеф. – Исполнять! Всех конвойных сюда! Лекаря! Быстро!

– Девка, – позвали из-за решетки, – а чего здесь деется? Страшно, девка…

Сапоги служивых грохотали по полу, сквозняк ворошил бумаги, я пошатнулась.

Отвлекшись от командования, Крестовский обернулся ко мне.

– За этот кафешантан, Евангелина Романовна, я с вас спрошу по всей строгости. Готовьтесь петлички перешивать.

Гневное лицо начальство увеличивалось, покачивалось отдельно от всего остального, будто нарисованное на воздушном шарике. Петлички?

Семен успел удержать меня от падения. Сцена какая театральная. Девица без чувств и благородный неклюд… Неклюд? Бесник подмигнул мне с экрана:

– Запуталась, чавэ?

Проектор громко тренькнул, погас, все исчезло.

– …допрос, Андрон Ипатьевич, будет проведен в свой черед, – говорил шеф негромко, – вашему подопечному так и передайте…

– Немыслимо, – всхлипывал Хрущ, сморкаясь, – невероятно…

– Нервический припадок, – растирал мои руки лекарь Халялин, – обычное дело для барышни. Ну раз к кровопусканиям вы, ваше превосходительство, столь предвзяты, позволю себе откланяться.

Высвободив руки, я натянула плед на лицо; подошвы упирались в подлокотник кабинетного диванчика, я его уже могла определить, зажмурившись и на ощупь. Позорище ты, Попович. Как есть позорище. Два обморока подряд. Судя по звукам, лекарь удалился.

– Однако… – Хрущ чем-то булькал, видимо, прикладывался к бутылке. – Я вправе узнать о причинах… Немыслимо…

Шеф скрипнул стулом.

– Ничего невероятного, Сергей Павлович Чиков, арестованный нами четверть часа назад по вашему обвинению в краже…

Так-так… Это уже любопытно. Я выдвинула

ухо из-под пледа. Семен выдержал паузу и закончил:

– Неклюд!

– Что, простите? – переспросил адвокат, а я вовремя рот себе заткнула. Брежу?

– Сами рассудите, – скрип, вздох, бульк, – узнаваемый фенотип, телесная структура, нечеловеческая регенерация…

– Но… неклюд?

– Нечистокровный. Скорее всего, лишь по отцу, но у полукровок от смешанных браков часто наблюдаются расовые особенности…

– Но позвольте, я был лично знаком с его батюшкой.

– Ах, Андрон Ипатьевич, уж не нам ли, мужчинам, знать, сколь коварны бывают наши спутницы в вопросах телесных.

– Однако…

Бульк… бульк… бульк…

– Приказные работники ошибочно определили господина Чикова покойником и до официального опознания определили его в казенной мертвецкой. Там он регенерировал, и мы с вами смогли наблюдать результат этого, повергший вас в такой аффект.

– Аффект? Да я чуть богу душу не отдал! Если бы не ваша волшба, Семен Аристархович… Как вспомню, – бульк, – рычание это утробное…

– Побочный эффект звериной ипостаси, – быстро пояснил шеф. – Ступайте, господин Хрущ, нервишки поправьте, о результатах следствия мы непременно вас известим.

– Какое счастье, господин Крестовский, – нетрезво тянул адвокат, – что вы столь вовремя в Крыжовень прибыли. Мужчина, чародей! На барышень… и-ик… надежды мало. Чуть что – в обморок.

Он еще повозился у вешалки, попрощался и наконец ушел.

– Неклюд? – отбросила я плед.

– Почему ты сразу тело не осмотрела? – Семен вернулся к столу и присел на краешек.

– Так полномочий не было и времени.

– И желания?

Смутившись, я покачала головой и вытерла руками мокрые щеки.

– Не сочла необходимым.

– Ты плачешь?

– Ага! – шмыгнула я носом. – От облегчения. Меня труп этот невероятно мучил, потому что Мишка его застрелил, и по закону дело против пацана открывать было надобно, а…

Через кабинет по воздуху поплыл ко мне белоснежный носовой платок, схватив его, я трубно высморкалась.

– Повезло, – сказал шеф. – Покойник ожил, и твой уездный Гаврош убийцей не стал.

– Перфектно. – Скомкав мокрый шелк, я затолкала его за манжету, не возвращать же владельцу. – И теперь Бобруйский от меня никуда не денется, прижму мерзавца с живым-то свидетелем.

– Не факт.

Я удивленно воззрилась на начальство.

– Лекарь что про арестанта говорит?

– Ничего. – Семен устало потер виски. – Буйный у нас арестант, к медицинским осмотрам не приспособленный.

Шефа повело, я едва успела подскочить, чтоб придержать за плечи.

– Чародеить пришлось изрядно, – признался он вполголоса, – не ко времени, три дня силу накапливал, чтоб в одночасье ее спустить.