Уездный город С***

Кузнецова Дарья Андреевна

Событие это случилось в прошлом месяце, и из примет извозчика блудница сумела назвать только пегую лошадь и бритое лицо, кажется достаточно молодое. Не бог весть какой портрет, однако и шансы найти возможного знакомца Аглаи имелись: извозчики по крестьянскому обычаю чаще носили бороды, да и пегая — не гнедая. С каждым годом экипажей в городах становилось всё меньше, и у Титова имелся хороший шанс, что поиски увенчаются успехом.

Часа три потратив на расспросы по городским биржам, Натан всё же нашёл ту, на которой знали бритого парня на пегой лошади. Звали его Петром Коробом, был он спокойным и основательным, неконфликтным,

немного бирюком. Однако на этом везение поручика кончилось, потому что Пётр третьего дня отбыл в родную деревню по какой-то надобности — не то умер у него кто-то, не то родился, — а названия деревни или хотя бы уезда никто не знал. Впрочем, дело это было наживное: зная имя, установить остальное не составляло труда, только для этого требовалось вернуться в департамент.

Михельсон нашлась на рабочем месте, но в дурном настроении, причин которого не назвала. Титов предположил, что виной тому Валентинов, однако непрошено лезть в душу не стал. Просьбу делопроизводительница выслушала и пообещала всё решить, но — завтра утром, потому что день незаметно для Натана, проведшего его в разъездах и разговорах, склонился к вечеру. Может, нужные люди всё еще имелись на местах, однако Элеонора была непреклонна. Настаивать поручик не стал и воспользовался возможностью своевременно вернуться домой, надеясь добрать сна за прошлую беспокойную ночь.

Глава 7. Лобное место

Брамс явилась домой снова за полночь, уставшая, но довольная. До полного решения поставленной задачи они с Ивановым сегодня, конечно, не дошли, но, чувствовалось, путь нащупали верный. Профессор был уже не в том возрасте, когда можно позволить себе сутками корпеть над цифрами, и потому домой он ушёл гораздо раньше. Аэлита, может, и дольше просидела бы, но из лаборатории её выгнал голод, привычный институтский буфет уже давно закрылся, и, чем искать какую-то ресторацию, проще было уже сразу отправиться домой. Ну и кроме того, при всей собственной увлечённости Брамс сознавала, что отдых и здоровый сон очень нужны разуму, а потому решительно, хотя и с некоторым сожалением, оставила арифмометр, отложила логарифмическую линейку и толстую тетрадь для записей и отбыла в родные пенаты.

А вскоре Брамс искренне пожалела, что не оставила свои вычисления раньше, потому что утро у неё началось с рассветом.

— Алечка! Вставай, милая, тебя там просят, случилось что-то. — Одетая в длинный халат, с наскоро повязанным на голову платком, встревоженная Людмила Викторовна Брамс будила дочь, которая от пронзительного звонка в дверь не проснулась, в отличие от родителей.

— Что? Мам, ну брось, темно ещё, — проворчала Аэлита в полусне, пытаясь отгородиться подушкой.

— Аля, вставай, — продолжила настаивать на своём женщина. — Или пойди сама скажи, что не поедешь. Ну нехорошо, люди ждут, они тоже не просто так ни свет ни заря взбаламутились.

Увещевания достигли цели, девушка всё же проснулась до конца и села в постели, сонно растирая глаза.

— Кого там черти принесли? — проворчала она недовольно, поправляя сползающую с плеча ночную сорочку и поминутно зевая.

— Не ругайся, — одёрнула Людмила Викторовна и продолжила, протягивая дочери халат: — Назвался Титовым, поручик. Уверяет, что вы служите вместе. Очень извинялся за визит в неурочное время, но дело, говорит, безотлагательное.

— Что там стряслось такое? — не на шутку изумилась

Аэлита. Она плохо разбиралась в людях, но даже её познаний было достаточно, что бы понять: случилось нечто по — настоящему серьёзное, иначе Натан Ильич или обошёлся бы без её общества, или уж в крайнем случае дождался утра.

— Ну куда ты? — возмутилась Брамс-старшая. — Хоть волосы прибери, мужчина же, неприлично!

Аэлита даже отмахиваться не стала и молча прошла в гостиную, кутаясь в расписанный птицами шёлковый халат на манер японского кимоно — дань моде двадцатилетней давности, когда обычные жители сердца Российской Империи познакомились со странными традициями этой далёкой страны, о которой большинство прежде и слыхом не слыхивало. Мода схлынула, перестав быть диковинкой, а такие вот халаты очень прижились среди обеспеченных граждан и особенно гражданок.

Титова разговорами о погоде развлекал Лев Селиванович Брамс, ещё более сонный, нежели его дамы, но при этом совершенно спокойный, чем поставил поручика в тупик. Тот ожидал справедливого возмущения от родителей вещевички, за которой заехал в такую рань на служебном автомобиле, и был весьма озадачен невозмутимым кивком Льва Селивановича и его безмятежным: «Да-да, проходите в гостиную, сейчас мы её разбудим». Ни вопросов, ни недовольства…

На самом деле всё было просто: отец семейства Брамс являлся одним из главных инженеров, заведующих водонапорным хозяйством города, и давно уже привык к тому, что по необходимости его могут выдернуть из дома в любое время суток. С Аэлитой подобного прежде не случалось, несмотря на два года её полицейской службы (весьма и весьма безоблачные два года), но Лев Селиванович был слишком рассеянным в житейских вопросах, что бы заметить эту странность.

— Здравствуйте, Натан Ильич, — вновь зевнув и прикрыв рот ладонью, проговорила Аэлита. — Что стряслось?

— Здравствуйте, Аэлита Львовна, — ответил Титов, поднимаясь при её появлении. — Новое тело нашли, на том же месте, нужно всё оформить. Уверяют, один в один предыдущее. Я мог бы попросить кого-нибудь ещё, но у вас явно получится точнее. Ну и кроме того, мне подумалось, вы расстроитесь, если я хотя бы не предложу. Впрочем, если не желаете ехать, я…

— Нет, нет, что вы! Правильно решили, — тут же оживилась Брамс. — Дайте три минуты, я сейчас!

Обратно в комнату она упорхнула с куда большим энтузиазмом, чем брела в гостиную, и Натан всё же не удержался от улыбки, с которой отчаянно боролся с самого появления Аэлиты на пороге. В алом халате с чёрно-белыми журавлями, окутанная облаком растрёпанных рыжих кудряшек, Брамс выглядела исключительно потешно, очаровательно и по-детски трогательно. Однако явление это ещё сильнее осложнило Титову жизнь: он и прежде-то с заметным трудом заставлял себя воспринимать вещевичку всерьёз, а как делать это теперь, и вовсе не представлял.

То ли по рассеянности со сна, то ли из-за тусклого света торшера под тканевым абажуром, то ли по какой еще причине поручик не заметил, сколь задумчивым, одобрительно-оценивающим взглядом смерила его в это время мать семейства и как довольно улыбнулась своим мыслям.

— Позвольте, это та несчастная, о которой в газетах писали? Утопленница? Вы о ней говорили? — полюбопытствовал Лев Селиванович, высокий нескладный мужчина с дурной осанкой, кудрявыми русыми волосами с густой проседью, ухоженными усами и грустными глазами спаниеля.