Угасающее солнце: Кутат
Шрифт:
– Просто не вышел на связь, – сказал Монтойа.
– Мри, – резко бросил Суонава. – Мри!
Гаррис поднял голову:
– Не говори так, – внятно произнося слова, заявил он. – Я так не думаю. Нет, это не мри.
Никто не возразил ему, воцарилась тишина. Люди с мрачными лицами стояли вокруг стола. Все молчали. Это могло случиться с каждым из них. Внезапно будущая карьера для каждого из них превратилась в нечто эфемерное, призрачное.
Время от времени кто-нибудь из пилотов отходил от стола, наполнял свою чашку кофе и возвращался. Все по-прежнему молчали. Гаррис смотрел, как в его чашке отражаются огни, и думал, думал над тем, что
Было очень приятно видеть кел'ена, стоящего на возвышенности среди камней возле лагеря. Хлил помахал рукой, и часовой радостно закричал. Его крик подхватили и другие.
Камни, казалось, ожили. Сначала появились черные фигуры, а затем голубые и золотые. Колонна ускорила шаг, словно забыв об усталости, о натруженных спинах и боли в ногах. Братья и сестры Келов поспешили к ним на помощь и даже одетые в голубые мантии дети подставляли свои слабые руки под тяжелые тюки, крича от восторга.
Только сен'ейны, что несли Пана, отказывались от помощи, пока к ним не подошли братья из касты Сенов. Хлил, у которого кел'ен взял его груз, сопровождал сен'ейнов с их драгоценной ношей в лагерь.
Смех, радостные крики сопровождали шествие, но когда колонна достигла центра лагеря, все стихло. Там, на плоском камне, сидела в ожидании госпожа, одетая в белую мантию. Сен'ейны, несшие Пана, остановились перед ней, и Хлил, забыв об усталости, почувствовал, как все его тело дрожит от восторга, когда госпожа подняла на него свои глаза.
– Второй среди Келов, – сказала она, и он, не открывая лица, подошел к ней и опустился на колени на песок.
– Трое погибли, – тихо сказал он, и спокойный, но ясный голос его был слышен всем. – Сен Отэй, сен Кадас, кел Рос. В Ан-ихоне… обвал погубил их. Эдун в руинах.
Она опустила глаза на Пана и снова подняла их:
– Кто спас это?
– Я, – ответил он, подняв вуаль. – Я, Мирин, Десаи и Рас… по моей просьбе…
– А энергия города… жива или мертва после обвала?
– Жива, – ответил он. – Я видел… прости.
– Что ты видел?
Несмотря на чувство собственного достоинства, которого от него требовал закон Келов, Хлил неуверенно взмахнул рукой. Он стал вспоминать то, что хотел бы стереть из памяти. Он закрыл глаза и снова перед ним встало то, что поразило его в эдуне: ряды машин, мелькание огней, красных, золотых… и голос…
– Я назвал свое имя и твое…
Госпожа некоторое время молчала. Хлил смотрел в ее лицо… юное, и холодное, и украшенное шрамами касты Келов…
– Пана повреждена, кел Хлил?
– Нет…
– Ты отправил назад половину из тех, кого я послала с тобой. Мы благодарим тебя за это. В лагере никто не погиб благодаря тому, что ты обеспечил защиту. Вряд ли мы выжили бы без твоей помощи.
Он в замешательстве смотрел на нее, с трудом понимая, что эта юная, холодная госпожа благодарит его.
– Ты достоин джи'тэй, – сказала она. – Каждый из вас, – она поднялась, подошла к нему, поцеловала в лоб и потянула за руки, поднимая с колен.
– Госпожа, – пробормотал он и отступил назад, освобождая место для остальных. Келы подходили и она целовала всех. На лицах всех Келов было замешательство – они не подозревали, что эта холодная госпожа способна на такое проявление благодарности.
Только Рас подалась назад и, когда стало ясно, что она осталась последней, спросила: – Кел'ант не вернулся? Где он, госпожа? Будет ли дозволено мне задать вопрос?
– Пока не вернулся.
И
– Рас! – прошипел Хлил ей вслед, сердце его упало. Он не знал, что ему делать, броситься ли за Рас или остаться и умолять госпожу, чтобы она не наказывала Рас за подобный проступок. Ведь должно было последовать наказание.
Но Мелеин просто отвернулась, словно не замечая ухода Рас.
– Разбейте лагерь, – сказала она посреди мертвой тишины и затем резко хлопнула в ладоши и энергично приказала: – Работайте!
– Живее! – эхом отозвался кел Сэйрас и тоже хлопнул в ладоши. Работа закипела.
Хлил стоял неподвижно, глядя в глаза госпожи, которая смотрела куда-то вдаль. Затем она повернулась к Хлилу и некоторое время рассматривала его открытое лицо. Затем, так и не сказав ни слова, она отвернулась.
Этой ночью они спали в палатках. В них было светло, тепло от множества тел, лежащих на тюфяках, расставленных прямо на песке и камнях. Но самое главное – Пана. Мелеин держала ее рядом с собой, открыв всего лишь раз и убедившись, что драгоценные листки в целости и сохранности. Сейчас она села в кресло и задумалась. Безмятежное довольство царило в лагере – впервые за много дней, такое приятное после прошлых страданий.
Думая о Ньюне, она не позволяла страху овладеть собой. Он опаздывал… но ведь в пустыне была буря, затруднявшая ему путь. А то, что он сумеет выжить здесь не хуже тех, кто родился на этой планете, не вызывало у нее сомнений.
Она сидела, закутавшись в мантию, держа рядом с собой пан'ен. Мелеин время от времени протягивала руку и дотрагивалась до нее. Этот предмет был с нею все время долгого путешествия. В нем содержались сведения о всех прошлых путешествиях. Подсознательно она боялась, хотя ее гордость не позволяла ей сомневаться в себе… что она не сможет спасти те жизни, которые тяжким грузом лежали на ней. Она не могла позволить себе бояться, ибо постоянные мысли об этом свели бы ее с ума. Будучи келом, она научилась мыслить как келы – настоящим днем, а став сеном, она стала мыслить, как Сены – столетиями… Считалось, что госпожа, великая и настоящая, обладает Предвидением, что могущество Тайны проникает в нее и позволяет ей мысленно перемещаться во времени и пространстве. Время для госпожи не было просто нитью, на которую одно за другим нанизывают события и с которой Мрак может сорвать их, перерезав нить. Нет, на самом деле время – это Сейчас, которое охватывает и то, что было Раньше, приведшее Кутат к ее настоящему, и что будет Потом, в будущем, куда вела свой народ госпожа. Госпожа видела и направляла свой народ к Центру, откуда нить простиралась по всей Вселенной.
Но иногда Мелеин забывала о своем предназначении, думая о себе. Кат Мелеин, кел Мелеин, сен Мелеин… больше всего ей хотелось одеть черные мантии кела и идти по стране, где нет ни прошлого, ни будущего. И где есть только настоящее. Она хотела обладать свободой и правом поражать любого, кто оскорбит ее честь или честь Народа, который она защищает.
И, тем не менее, она стала сеном, госпожой, что постоянно погружена в мысли о своем Народе, мысли, которые граничили с безумием.
Верят ли госпожи в Предвидение? Или только хотят верить? Она не знала. Она стала госпожой Народа, который умирал, последнего, затерянного на жестокой планете. Она не была готова принять такую ношу, ее не подготовила предыдущая госпожа, сама находящаяся на грани безумия.