Углерод
Шрифт:
– Кажется дождь начинается... Ну откуда им ещё взяться-то? Только с неба. Мясо не почувствует боли при ударе...
– А что это за звук? Гроза?
– Это?
Техник задрал голову вверх, прислушиваясь к нарастающему грохоту.
– Нет конечно, это - ТНВД. Как тебе не стыдно? Дизельный двигатель! А ещё техником себя называешь...
Леонид открыл глаза, но ничего не увидел. Глаза закрывала плотная повязка, грохот двигателя практически заглушил голоса, а самого техника мотало из стороны в сторону. Он попробовал пошевелиться, однако руки и ноги не слушались. Его связали и, судя по всему, везли в неизвестном направлении.
– Быстро он очухался.
– удивился незнакомый мужской голос.
– Саня, тресни его прикладом ещё раз! Мало того, что они нам смену запороли, так не хватало ещё чтобы он дёргался.
– Сейчас организуем, командир!
– второй голос был явно моложе.
– Никаких прикладов!
– не согласился с ними третий.
– Вы его голову видели? Он может просто не пережить ещё одного удара или дебилом стать, а потом по углам гадить начнёт. Да, и ещё одно рассечение зашивать я не хочу!
– Ты что предлагаешь, Пилюлькин?
– спросил первый.
– Убаюкать его?
– Чего ты паришься? Ударом больше, ударом меньше...
– Виталя, сам же знаешь, приказ был доставить не только живыми, но и здоровыми.
– напомнил Пилюлькин.
– А пока мы доберёмся, вы ему голову пополам прикладом расколите. Сейчас укольчик ему пос... Саня, нет!
Терять сознание от ударов по голове уже стало дурной тенденцией. Техник лежал на спине, боясь пошевелиться и закрыв глаза. Придя, в очередной раз в сознание, он с удивлением обнаружил себя лежащим в крохотной камере. Бетонные стены, стальная дверь с оконцем, забранная решёткой лампочка накаливания ватт на сорок. Совсем крохотная, всего два метра на полтора. Из удобств: нары на всю длину камеры, старый ватный матрас, слева от двери дыра в полу для естественных нужд, справа старая чугунная раковина с древним латунным краном. Как бы не старался тот, кто возвёл эту скромную обитель, всё было напрасно. Угнетающий эффект камеры просто терялся на фоне эффекта болевого. Грудь стягивала свежая повязка, на голове красовался "чепчик". Леонид сделал попытку встать, но не смог. Болело всё, кроме зубов. Голова и спина болели ещё сильнее чем раньше и даже свет лампочки причинял боль. На Земле, подобная обстановка привела бы его в ужас, но сейчас он был рад даже этому. Боясь лишний раз пошевелиться, Леонид долго лежал с закрытыми глазами, как обычно анализируя обстановку и представляя краткосрочную перспективу. Позже, в двери открылось оконце и в нём появилась эмалированная миска. Прокуренный грубый голос произнёс только одно слово "Жри", пока техник пытался встать, терпение обладателя голоса иссякло, он забрал миску и закрыл оконце. Много позже, ситуация повторилась. Сон на пустой желудок не способствовал скорейшему восстановлению организма и к следующему приему пищи, он подготовился заранее. Оконце снова распахнулось.
– Эй, парень? Ты как вообще, в порядке?
Приятный женский голос удивил его.
– Наверное, да.
– Хорошо, а то больно уж ты тихий, я боялась, как бы не помер.
В оконце появилась миска, техник уже стоял у двери и сразу разглядел в ней алюминиевую ложку, рисовую кашу и кусок хлеба. Запаха он не почувствовал.
– Ты, давай ешь.
– Спасибо тебе, добрая женщина.
– поблагодарил техник, взяв миску, но попытки заглянуть в оконце по понятным причинам не предпринял.
– Скажи пожалуйста, кстати, меня зовут Леонид...
– Не разгоняйся, Леонид.
– усмехнулась она.
– Я уже замужем.
– И я, как порядочный человек, это уважаю. Но всё же?
– Тома.
– Милая Тамара. Не подумай ничего плохого. Но не мелькала ли здесь, моя подруга? Волнуюсь за неё сильно. Жива она, здорова ли? Может видала? Такая...длинная, белобрысая, волосы короткие, тощая как узник немецкого концлагеря.
– Леонид, ты здесь один.
– ответила Тамара и захлопнула дверцу.
Только этого ему и не хватало. Он в заточении, а Лиза вообще непонятно где. Его вырубили и приволокли сюда не какие-то гуманоиды, а самые обыкновенные люди. Тот, кого он сначала принял чуть ли не за инопланетянина, скорее всего был облачён в дыхательную маску с регенеративным патроном или что-то в этом роде. Леонид плохо разбирался в подобных вопросах, но иного объяснения найти не смог. В одном он был уверен, они не оставили девушку среди трупов. Он вспомнил
Забрали абсолютно все вещи и оружие, сняли даже шнурки с обуви и поясной ремень. Кормили дважды в сутки. Тамара, которую так и не удалось разговорить, обладатель мерзкого прокуренного голоса и кто-то совсем молчаливый. Следующую неделю Леонид провёл взаперти, отлёживаясь и если бы каждый раз, когда ложился спать, не снился Уголёк, то мог бы утверждать, что даже отдохнул.
Но однажды, темнота не явила ни тяжёлого дыхания, ни оглушительного рёва. Не было чувства ужаса, отчаяния или вины. Только скрипка. Лёгкий мотив обволакивал его и успокаивал. Разносясь по бескрайней пустоте, щипковый инструмент разогнал тьму. Вскоре к ней присоединились и другие музыкальные инструменты. Невидимый ансамбль играл хорошо знакомую мелодию песни, написанной через несколько лет после того как он, вероломно "вторгся" в бренный мир.
"Песочный город, построенный мной,
Давным-давно, смыт волной.
Мой взгляд похож на твой,
В нём нет ничего, кроме снов и забытого счастья..."
Тихо подпевая ансамблю, он смотрел как странная пара, легко, почти не касаясь пола, которого не было, кружится в удивительном танце. Абсолютно не похожие друг на друга, в какой-то степени даже чуждые. Уголёк и Лиза. Нематериальное и реальное. Не обращая на него внимания, они неотрывно смотрели друг другу в небесно-голубые глаза. Несчастное и забитое существо вело в танце, аккуратно придерживая тонкую блондинку за талию. Она же только нежно улыбалась... Это могло бы продолжаться бесконечно. Пустота вокруг не стерпела подобного нахальства и постепенно обретала очертания, принимала какие-то формы, созидая события и явления, масштабные и локальные. События, не имеющие к нему никакого отношения, проносились мимо. Явления, ужасающие и не имеющие оправданий, игнорировали его. Войны, голод, эпидемии, какие-то катаклизмы и даже людское скотство. Всё крутилось вокруг странной пары, безуспешно пытаясь поглотить их, но всё же оставляло свой след на голубоглазых танцорах. И если на Угольке это было не особо заметно, то Лиза... На девушке то и дело появлялись синяки и порезы, одежда ветшала на глазах и словно крупные хлопья пепла опадала, открывая вид на уже затянувшиеся шрамы поперёк татуировок. Но она не обращала на это никакого внимания и всё так же нежно улыбалась, глядя в глаза Угольку. Странная пара, несмотря ни на что, продолжала танцевать...
Проснувшись, он ещё долго пребывал в размышлениях.
В конце концов, когда техник подобно собаке Павлова, сидя на нарах, ожидал очередной трапезы, распахнулось не окошко, а сама дверь. В дверном проёме стоял обладатель прокуренного голоса, и подобно двухметровой глыбе нависал над Леонидом.
– Руки давай!
– приказал великан и приготовил наручники с шарнирным соединением.
– Еба...
– удивился такому зрелищу Леонид.
– Я всё подпишу! Всех сдам! Только не бей!
Техник встал с нар, развернулся спиной к великану и завёл руки за спину.
– Не шути со мной, гаденыш!
Конвоир юмора не оценил и легко, как ему казалось, ударил Леонида в правую почку, тому удар показался не лёгким, а скорее сокрушительным. Гигант, развернул техника к себе лицом и сковал руки, после этого одел плотный мешок на голову и вывел из камеры. Леонид шел вперёд, подгоняемый конвоиром, и считал шаги, повороты и постоянно терял не зашнурованные ботинки. Налево от камеры, тридцать один шаг, тяжёлая дверь, четыре шага, снова дверь, видимо тамбур, девять шагов, поворот направо, спуск, одиннадцать ступенек, - Почему одиннадцать? Обычно их всего девять на пролёт.
– второй пролёт...
Очень скоро его будут либо бить, либо допрашивать, либо всё сразу. И если к побоям он не был готов, то к допросу напротив, готовился. За неделю, он продумал десяток версий, как сюда попал и несколько моделей поведения, начиная обыкновенным алкоголиком и заканчивая мелким чиновником. Они подошли к очередной двери и остановились. Конвоир открыл дверь.
– Разрешите? Задержанный доставлен для...
– рапортовал великан.
– Давайте его сюда.
– не дал ему закончить очень спокойный и холодный голос, от которого Леониду стало не по себе.