Углич. Роман-хроника
Шрифт:
На другой день после отъезда Михайлы Нагого в Углич, Бабай начал бродить по Москве, прикидывая в уме, где ему пристроиться на постой. О Зарядье он пока не думал.
Неподалеку от «плавучего» Москворецкого моста83 собралась огромная толпа. Не было любимее у народа боев кулачных. Велись они с глубокой седой старины. Невзлюбила кулачные бои церковь. Митрополит Дионисий наложил запрет на «игру бесовскую». Ослушников били на площадях кнутом, но и это мало помогало.
Где
Детина в синем кафтане стоял посреди круга. Он был навеселе, на лице играла широкая улыбка.
– Выходи на честной круг, братцы! Три ковша меда бражного ставлю!
– кричал молодец, указывая на бочонок подле себя.
Молчали посадские, поглядывая друг на друга.
– Неужели перевелись добры-молодцы на Москве православной? Не робей, братцы!
Гудела толпа, перекидываясь словами:
– Здоров чертяка. Чего доброго и ребра поломает.
– По всей Москве сильнее Никитки Бурлака не сыскать.
– Ежедень на купецкие суда тюки да мешки таскает, вот и набрал силушки. Труднехонько молодца на круг найти.
Недоволен Никитка. Распахнув кафтан, подпер бока длинными руками, молча заходил по кругу. Махнул с досады рукой, подошел к бочонку, выдернул из него деревянный клин. Брызнула в подставленный ковш с узорами духовитая янтарная струйка. Никитка высоко поднял ковш, крикнул задорно:
– Аль перевелись на Руси питухи кабацкие?!
Засмеялись в толпе, зашевелились.
Постоял Никитка, а затем, запрокинув голову, неторопко выпил. Смачно крякнул, утер русую бородку и кинул ковш на бочонок.
– Эх, куды ни шло! Иду, милай. Расступись, народ православный!
– раздалось в толпе.
Вышел в круг здоровенный крутолобый мужик в бедняцком зипуне.
Толпа довольно зашумела:
– А нос-то краснущий. Истинный питух! Хо-хо-хо!
– Добрый питух за версту чарочку чует!
– Не робей, Ермилка! Постой за Великую улицу!
Вынесли бочонок из круга. Расправив плечи, Никитка приосанился, весело посматривая на супротивника. Бойцы поклонились народу и встали друг против друга.
– Ты гость, тебе и бить первому, - молвил Никитка.
– Спасибо за честь. Держись, паря.
Мужик размахнулся и с силой ударил Никитку в правое плечо.
Зашатался молодец, но устоял.
– Бурлаки не так
– вскрикнул Никитка и, резко взмахнув рукой, ударил мужика в грудь. Ермилка покатился под ноги толпы.
– Слава Никитке!
– Молодец, паря, дюже вдарил!
– Кулачищи, как молоты!
А Никитка выкликал следующего желающего. Толпа безмолвствовала. Уж больно силен Бурлак, пожалуй, и не сыскать ему равного.
Озорно тряхнув русыми кудрями, Никитка с сожаление молвил.
– Не гадал, не ведал, что на Москве перевелись добры-молодцы. Одному мне бражный мед пить.
Тимоха, не обделенный богатырской силой, пытливо приглядевшись к Никитке, чуть было не пошел в круг, но вовремя спохватился. Неизвестно, чем бы закончился кулачный бой, но его, Тимоху, непременно запомнили бы в лицо многие москвитяне. Этого же ему было делать нельзя. А жаль, когда чешутся кулаки.
Но вдруг к толпе, окруженный дворовыми холопами, подъехал на белогривом коне молодой всадник в богатом темно-зеленом кафтане с козырем, шитом золотой канителью.
Всадник спрыгнул с коня и, пошатываясь, пошел в круг.
– Не чванься, Никитка. Хочу тебе нос расквасить.
Всадник был явно на подгуле. Его признали: молодой Семен Годунов, сын именитого теперь боярина Степана Васильевича. Его часто видели на Москве хмельным. Семен был не в меру спесив и дерзок.
Толпа расступилась. Боярич подошел к Никитке, ухмыльнулся, и, ничего не говоря кулачному бойцу, ударил его по лицу.
– Полегче, боярич, - хмуро произнес Никитка, не ввязываясь в драку. Он хорошо ведал, что ели ударит сродника Бориса Годунова, то его непременно засадят в темницу.
А Семен, довольный смирением Никитки, всё больше наглея, вновь стукнул его по лицу, а тот опять-таки не решился дать сдачи.
– Да что это такое, братцы!
– не удержался Тимоха и, подскочив к Годунову, изо всех сил шибанул того по голове. Боярич рухнул наземь, а взбудораженный Тимоха отошел к толпе.
– Молодец, паря!
– довольно закричали посадские.
На Тимоху наехали, было, дворовые холопы Годунова, но толпа сомкнулась, не пропустила. Кто-то из посадских схватил Бабая за рукав сермяги и тихонько произнес:
– Идем за мной. Укрою тебя. Поспешим!
Вскоре посадский и Тимоха оказались в Зарядье. Некоторое время, боясь преследования, бежали по разным узким улочкам, потом дворами и, наконец, оказались в Кривом переулке. Убогие избенки стояли почти впритык, а переулок был настолько тесен, что и две телеги не разойдутся.