Угличское дело. Кроткий роман

Прохор Денис Викторович

– Как клещ, малахайка. – Рыбка пробил лоб ногайца острым наносником и теперь никак не мог отцепиться.

– Шлем сними. – посоветовал Каракут.

– Без дурных дорога слизка. – ворчал Рыбка. Он ворчал и ворочался на убитом ногайце. Пытался одновременно снять шлем и вырвать наносник из черепа ногайца. Каракут обхватил Рыбку за шею, потащил назад. Рыбка ударил несколько раз Каракута по ноге.

– Придушишь. – сипел казак. Тогда Каракут уселся на землю и взялся за сияющий металлический шишак.

– Голову не оторви. – предупредил Рыбка.

– Ему то теперь чего?

– Да мою. – Рыбка скривился. Как мог втянул внутрь нос свой

горбатый и круглые щёки. Каракут заскрипел от натуги, но одолел Рыбкину жадность. Ногайский узкий шлем в сторону откинул. Сел на землю рядом с козаком. От широкой реки негромкого селедочного цвета поднимались вверх по холму царские стрельцы конно и оружно.

Когда через некоторое время неспешно подъехал пожилой сотник с братией, Каракут и Рыбка уже переместились под телегу. Рыбка набивал табаком длинные пеньковые трубки, а Каракут осматривал кречета.

– Табачок? – пожилой сотник наклонился в седле.

– Долго ехали. – укорил стрельцов Рыбка.

– Зато вовремя. – усмехнулся сотник выжига.

Стрельцы рассыпались по степи. Обдирали мертвых ногайцев. Вели лошадей.

– Наших не трогайте. – Рыбка раскурил трубку и передал ее Каракуту.

– Наших не тронем. – ответил сотник. Стрельцы снимали сапоги и сабли с убитых казаков.

– В сундуках что? – спросил сотник.

– А ты глянь. – Каракут внимательно посмотрел на сотника.

– Лубянник! Глянь что у них там. – приказал сотник.

Здоровый стрелец, в два раза больше Рыбки, озаботился шлемом запорожца. Пыхтя, пытался снять с наносника окровавленный кусок черепа.

– Оставь, говорю, Лубянник. – крикнул сотник. – Ты его разве что на хер оденешь. Лубянник бросил шлем.

– Дай место. – потребовал он у Каракута.

– Дорого встанет, стрелец.

– Чего с ним? Приколоть? – спросил Лубянник у сотника.

– Приколоть? Утро ведь....Чего уж....А приколи за Ради Христа.. – размыслил сотник.

Рыбка вынул изо рта трубку. Улыбнулся сотнику.

– Ты как дожил до таких лет, а? Совсем государство людьми оскудело....Всякого жопохлопа в сотники ставят.

Сотник подбоченился в седле, но не разгневался. Сказал буднично, словно квасу попросил.

– Коли их, ребята.

– Стой! – Лубянник рассматривал печать, покрывающую замок казенного сундука. – Тут ездец, Степан Тимофеев.

Сотник слез с коня и долго внимательно рассматривал печати на сундуках и клетке с кречетом. Вздыхал, глядел, пробовал на вкус восковых всадников пронзающих копьями змеев. Их налепили в Казани на воеводском дворе. Московская смиряющая лапа.

– А может....– в конце концов выдал сотник. – Они сами. Хитрованы набили.

– А ты попробуй. Сломай печать царскую.

Каракут достал из за пазухи свиток.

– Грамоту знаешь?

– Что я мотало какое. – оскорбился сотник.

– Тогда сюда гляди. – Каракут показал на печать в конце списка. – Казанского воеводы печать.

– Лубянник. Чти. – распорядился сотник.

Здоровый стрелец удивительно бойко зачитал.

– От воеводы Трубецкого. Казна Сибирская....Федор Каракут, Иван Рыбка, Грачик Федор....Через Казань, Жигули, Ярославль, Углич…Всем людям служилым царства Московского.

Лубянник свернул грамоту и отдал ее Каракуту. Сотник вздохнул.

– Это…Вы не серчайте. Мы ж не знали что вы государевы.

– А если бы не государевы были? – спросил Рыбка.

– А разве есть такие? – удивился деланно сотник. – Не знаю.

Всех казаков кроме Грачика похоронили.

Себе оставили один вагенбург и телегу покрепче. Все остальное отдали стрельцам. Возниц решили взять в стрелецком городке. Сотник теперь старался изо всех своих сил.

– У меня тут от Жигулей до Царицына всего до сотни людей. А из приказов шлют и шлют коты баюны. Говорят: пчел разводи. Остроги строй. Щук считай. Корабельный лес готовь… Слыхал, казак, корабельный лес. – сотник предлагал Каракуту полюбоваться безлесым степным пространством. – В острог приедем я тебе хорошего коня дам. Персияне оставили. Такой конь. Для Бовы королевича конь.

– Царский размен. – Каракут усмехнулся коротко. Для себя и в землю. – Я табун, мне лошадку.

– Не рад? – посочувствовал не искренне сотник.

– Отчего же? – отвечал Каракут. – Рад. Как не рад, если домой вернулся.

****

Ловили Андрюшку Молчанова Осип Волохов и Мишка Качалов. По среди ночи, по самой середке наисладчайших снов, сбежал поганый помяс. С тех пор и ловили. Если бы сразу нашли, забили бы кистенями. Не до смерти, конечно. Дьяк Битяговский он, если словом одним, змей змейский. Ослушаться нельзя. Чтобы было потом, чем слушать. Да и под утро с росой и рябиновым солнцем злость сама собой подостыла и теперь чего больше всего хотелось так это вернуться назад в теплую, как нахоженный чирик, Брусеную избу. Там парились в людской печи забеленные щи и фунтовые пироги из тяжелого теста с курятиной и желтой облитой яйцом коркой. Мишка Качалов как вспомнил, так ажник застонал от досады и бесповоротно решил, что эта его досада будет стоить помясу лишнюю дюжину затрещин. Собака подняла помяса на опушке Макаровского леса. Тот бежал через кусты в пропаленной ветхой шубе на голое тело. Он постоянно оглядывался. Тимоха собаку не спускал, держал у седла. Собака загрызет Молчанова. Битяговский загрызет Осипа. Не ласковый размен. Андрюха продрался сквозь кусты и тут же утонул в распаханом поле. Засосала его влажная глинистая почва. Молчанов попытался выдернуть ногу. Ему это удалось с превеликим трудом. Нога превратилась в огромный бесформенный кусок глины. Сил не было совсем, и Андрюха обреченно поставил ногу на место. Мишка и Тимоха за помясом не полезли. Сошли с коней. Орали с берега.

– Вылазь, Андрюх.

– Выходи, гузка немытая.

Помяс молчал. Щурил живые зеленые глазки и махал руками. Подгребал под себя томившееся на земле холодное солнце. Начали бросать аркан. Со злостью, а потом в перебивку с камнями. Пару раз попали. Не арканом. Андрюха в долгу не остался. Накрыл голову шубой, сел и превратился в огромный ком майской влажной юной земли.

– Еще и обтрюхался, гад. Что ты будешь делать! – зло сплюнул Осип Волохов. Посмотрел на Мишку.

– Лезть надо.

Мишка Качалов почесал бритый подъячий затылок.

– Надо.

– Так чего?

– Чего?

– Лезь.

– Сам лезь.

Осип тяжело вздохнул. Отыскал глазами камень почище да побольше. Сел на него. Ударил каблуком сафьянового сапожка.

– Значит, местничать желаешь?

– Желаю.

– Так давай.

– Давай да.

Мишка Качалов, курносый с оспяными круглыми щеками, стоймя стоял. Не сомневался. Но и Волохов не на полбе с забалтыком возрос.

– Только без деда Федора Акундинова сына Телепня. Он на свадьбе государя нашего Ивана Васильевича с Марией Темрюковной царской утиркой ведал. Это боярская справа, а мы не воеводства делим, а кто помяса полезет из грязищи доставать.