Угол атаки
Шрифт:
Я походил вокруг последнего трона поверженного императора и сказал ему с прямотой маршала Мюрата:
– Не могу сказать, что мало в жизни видел сволочей. Не слишком много, но и не мало. Среди них попадались даже мерзавцы. Но с такой тварью сталкиваюсь первый раз. Ну? И как я должен ответить? После того как ты приказал нас убить при попытке к бегству. После того как ты убил ребят Сивопляса. Которые, тварь, в афганской войне уцелели. После того как ты подписал самого Сивопляса! Что ты хочешь от меня услышать?
– Что за
– вмешался Голубков.
– Доложить!
– Давай, - сказал я Боцману.
– Докладывай без эмоций.
Он доложил. У него получилось без эмоций. У меня бы не получилось. У Дока и Артиста тоже. А у него получилось. Голубков вызвал Сивопляса. Он изложил то, что знал. И тоже без эмоций, хотя это далось ему нелегко.
– Что скажете?
– спросил Голубков.
– Бред, - отрезал генерал-лейтенант.
– Голословные домыслы. А свидетель у вас только один.
– Твое слово, Пастух, - обернулся ко мне Голубков.
– Подтверждаешь, что он согласился лететь добровольно?
– Что за бодягу вы здесь разводите?
– разозлился я.
– Нет. Он орал как резаный. Требовал выпустить. Но араб его не послушал.
– Ты понимаешь, что сейчас сказал?
– А что я сказал? Пусть отвечает за то, что сделал. Ему и этого выше крыши! Три убийства - мало?
– Да не ответит он за это!
– гаркнул полковник.
– Понял? Не ответит!
– Не понял, - сказал я.
– Это почему?
– Да потому что нет доказательств! Прямых! А один свидетель - не свидетель! Это еще в римском праве записано!
– А мы что, живем в Риме?
– спросил я.
– Это для меня новость.
В нашу перепалку решительно вмешался Ермаков:
– Полковник, вы принуждаете свидетеля к даче ложных показаний. Порядочные люди так не поступают.
Голубков кивнул мне:
– Объясни ему насчет порядочности. Как джентльмен джентльмену. А я не могу. Я не джентльмен. В контрразведке джентльмены не служат.
Голубков закурил и сделал вид, что все остальное его не касается.
– Выходит, ему за это ничего не обломится?
– спросил Сивопляс.
Голубков промолчал. Пиратский шрам на лице Сивопляса покраснел. Он неловко потоптался на месте, сказал:
– А я видеокамеру принес. Думал, мало ли. Ту пленку я стер, объяснил он мне. Положил камеру на стенд и спросил: - Разрешите идти, товарищ полковник?
– Идите.
Сивопляс сгорбился и двинулся к выходу. Неожиданно походка его стала скользящей, тигриной. Он развернулся в прыжке с мгновенным взмахом руки, в воздухе что-то свистнуло, мелькнуло блесной. И прежде чем я успел сообразить, что к чему, Артист уже словил этот блеск ладонью левой руки перед самым лбом генерал-лейтенанта.
По инерции прыжка он перекатился по полу и схватился за руку, из которой хлестнула кровь. Мы кинулись к Артисту. Док разжал его пальцы и вырвал из ладони окровавленную блесну.
Это был мини-нож "Робинзон"
– Флибустьер, твою мать!
– взревел Артист.
– У меня от тебя сплошные неприятности и никаких удовольствий!
– Я тебя все равно достану, - пообещал Сивопляс генералу.
– Ты от меня и на том свете не скроешься! Там тебя уже ждут! Понял?
Он круто развернулся и двинулся к выходу. У двери обернулся:
– Так и будет! А если не так, то все равно так! И вышел.
– Я должен вас поблагодарить, - сказал Ермаков Артисту.
– Вы спасли мне жизнь.
– Я нечаянно, - ответил Артист, пока Док перевязывал его руку подвернувшимся полотенцем.
– Если бы успел подумать, не стал бы.
– Двигай, - сказал Док.
– Мы в санчасть. Док и Артист ушли. Голубков повертел в руках черную пачку с золотым двуглавым орлом.
– Все. Меняю, к чертовой матери, эти сигареты. Для меня они слишком патриотичные.
– Что-то не получилось?
– спросил я. Он только рукой махнул:
– Да ничего не получилось. Все эти обвинения - семечки. Отмажут его в два счета. И все наши дела впустую.
– Ваши?
– Да, наши. И ваши. Зря Артист руку изуродовал.
Он докурил сигарету и сказал:
– Ладно. У меня для вас плохая новость, господин Ермаков. Сегодня в пять утра по московскому времени на вашей даче в Архангельском произошел взрыв газа.
– Взорвался не газ, - возразил генерал-лейтенант.
– И вы это прекрасно знаете.
– Да, не газ, - согласился Голубков.
– Взорвался заряд, эквивалентный двум килограммам тротила. Вы знаете, каким образом он оказался в подвале вашего дома. Этот подарок был предназначен вам. Но достался не вам. При взрыве погибли два неустановленных мужчины и ваш сын, лейтенант Юрий Ермаков.
Генерал-лейтенант подался вперед:
– Вы... Этого не может быть! Его, не было на даче!
– Был. Он приехал туда в третьем часу ночи. Через час после того, как уехали вы.
– Нет! Не верю! Скажите, что это неправда!
– Это правда.
– Он должен был сидеть дома! Я приказал ему сидеть дома! Зачем он туда поехал?!
– Этого я не знаю, - ответил Голубков. На Ермакова трудно было смотреть. Он долго молчал, потом проговорил пустым, мертвым голосом:
– Я знаю. Он поехал, потому что я ему сказал... Потому что я ему сказал, что я его люблю... И он решил, что мне плохо. Что мне нужна его помощь... Грязь и кровь. Это ко мне вернулось... За что? За что?! Я же служил России!