Угол падения
Шрифт:
Укутанная в одеяло Кастаньета продолжала пребывать в прострации после своей садистской выходки, а я, положив голову на подлокотник кресла, глядел на раскинувшийся под нами безбрежный поток, торчащий из него одинокий башенный шпиль и гигантскую «лилию» фонтанирующего гейзера на горизонте. Затем Людвиг словно прочел мои мысли и направил кабриолет к ярусному обрыву, позволив мне взглянуть на водопад и оценить его эпические масштабы с почти что идеального ракурса…
Ну что тут можно сказать? Bellissimo , как, наверное, воскликнули бы сицилийцы, лети они сейчас с нами этим рейсом. У нас за кормой низвергалась в пропасть стена воды, которая при необходимости могла бы вращать саму земную ось, приделай к ней Всевышний соответствующих размеров лопасти. Падающие с километровой высоты миллиарды тонн воды обрушивались на нижний ярус и, надо думать, вызывали
Что, увы, не помогло, поскольку когда я снова открыл их, то понял, что нахожусь уже не в летающем кабриолете, а в похожем на тюремную камеру закрытом помещении без окон и разделяющей его поперек сплошной решеткой. Во второй половине комнаты было так же пусто, только там, в отличие от нашей камеры, имелась дверь.
При всем богатстве фантазии креатора Платта он, судя по всему, не стал задействовать ее при строительстве карантинного блока Поднебесной. Смена грандиозных абстрактных пейзажей Утиль-конвейера на такую минималистичную обстановку больше походила на издевку, нежели на случайное совпадение. Впрочем, по сравнению с пережитыми мной издевательствами это было равносильно безобидному щелчку по носу и потому вполне терпимо. Неизвестно, что ожидало нас в дальнейшем, но раз уж в последнюю минуту Морган Платт передумал и решил вытащить нас из бушующей стихии, значит, еще не все потеряно. Кроме, пожалуй, одного заведомо проигрышного варианта: если за переменой креаторских планов стоял опять-таки Южный Трезубец. В этом случае карантинный блок Поднебесной превращался для меня и Викки в чистилище, а дверь в комнате за решеткой вела не куда-нибудь, а прямиком в Ад…
Глава 22
Мало того что Морган Платт вынудил Тремито принять его провокационное предложение, так вдобавок выяснилось, что этот коварный безумец не сообщил Доминику самого главного. «Главное» же состояло в том, что, согласившись играть по правилам Терра Олимпия, сицилиец утрачивал контроль над своим разумом, который фактически становился игрушкой в руках создателя этого симулайфа. Ощущение было, мягко говоря, не из приятных. Но поскольку Аглиотти уже отринул сомнения и, фигурально выражаясь, шагнул в пропасть, стало быть, и остановить собственное падение он теперь не мог. Что находилось на дне этой пропасти: острые камни или мягкая подушка безопасности? Тремито был реалистом и полагал, что, скорее всего, первое. Вряд ли такой ненавистник преступников, как Платт, озаботился бы столь несущественными для него вопросами, как дальнейшая судьба своих подопытных.
А началось все с элементарной вступительной задачи – то, с чего и должны начинаться подобные научные эксперименты. Перво-наперво Доминику был продемонстрирован принцип работы «генератора воспоминаний», однако на примере, который выбрал для этого Платт, нельзя было даже приблизительно догадаться, какая ловушка поджидает Тремито за ближайшим поворотом.
– Взгляните на этот город, синьор Аглиотти, – попросил Морган, обведя рукой набережную Чикаго-ривер и выходящие на нее улицы итальянского квартала. – Я нарочно воссоздал его для вас в облике полувековой давности, чтобы вы побыстрее вжились в свою роль. Ради чего мне, правда, пришлось воспользоваться чужой М-эфирной моделью, так как сам я, к сожалению, не бывал в Чикаго начала двадцать первого века. Ну да это неважно… Пусть вас не смущают пустые улицы – они тоже являются частью моего замысла. И заодно вашим первым заданием. Все, что от вас сейчас требуется, это оживить ваш любимый город.
– Не знаю, как Мичиганский Флибустьер, а я ненавижу Чикаго, – угрюмо заметил Тремито. – То, что я в нем родился и вырос, абсолютно ничего не значит. Этот город впитался в меня, как вонь навозной жижи – в свинью. И куда бы я не поехал, везде мне кажется, что от меня разит чикагскими трущобами, а люди при разговоре со мной только из вежливости не зажимают носы.
– Превосходно, синьор Аглиотти! Просто превосходно! – радостно подмигнул Доминику креатор и показал большой палец. – Вы определенно ухватили суть задачи. Умоляю, побольше, побольше подобных деталей! Ведь это так поэтично. Мрачно, грязно, но несомненно поэтично!.. Но вернемся к нашим баранам. Итак, я попросил вас вдохнуть в этот город жизнь. Что ж, давайте посмотрим, каков будет ваш
– Мой ответ прост: я понятия не имею, как оживлять мертвые города! – огрызнулся Доминик. – Но если все зависит только от ясности моих воспоминаний… Да, конечно, я отлично помню тот Чикаго. Когда мне было десять лет, вон на том углу, например, однажды ограбили инкассаторский броневик. Я как раз шел с приятелями в кино…
– Нет-нет, не надо слов, синьор Флибустьер, – прервал подопытного креатор. – Просто хорошенько сконцентрируйтесь и восстановите в памяти ту картину. Хотя бы в общих чертах, а логическая структура симулайфа проанализирует эти воспоминания и на их основе дорисует все оставшиеся детали.
– Как скажете. По мне так это даже проще, – пожал плечами сицилиец, после чего сосредоточенно прищурился и наморщил лоб, пытаясь четко следовать рекомендации креатора…
…И Чикаго вокруг неожиданно смазался, словно Доминик взглянул на него сквозь грязное мокрое стекло, затем поплыл куда-то в сторону, как при головокружении, а после вновь обрел прежнюю четкость, только на сей раз картина города разительно переменилась.
Теперь Тремито и Морган находились на другом берегу реки, неподалеку от того места, где случилось упомянутое сицилийцем ограбление броневика. И, как показалось подопытному, это не он перелетел сейчас через реку со скоростью пули, а весь огромный город сместился в пространстве относительно него и Платта. От неожиданности ноги у Аглиотти подкосились, и ему пришлось ухватиться за плечо креатора, чтобы не упасть на тротуар. А вот у Моргана это молниеносное пространственное (и, как выяснилось чуть позже, временное тоже) перемещение не вызвало приступ морской болезни. «Клетчатый» пижон держался на ногах с уверенностью бывалого матроса, привычного и не к таким М-эфирным болтанкам.
Впрочем, накатившая на Доминика дурнота прошла уже через несколько секунд. Едва он понял, что окружающий мир по-прежнему незыблем, как и реальный, то сразу отцепился от креаторского плеча и, чувствуя неловкость из-за проявленной слабости, предпочел без разговоров вернуться к прерванным воспоминаниям.
Однако теперь предаваться ностальгии стало заметно сложнее. Дело было не во внезапной смене ракурса и вызванном этим легком шоке, а из-за толп народа, что заполонили собой набережную, едва Аглиотти воскресил в памяти события того знаменательного вечера из детства. Люди сновали по тротуарам, а проезжая часть была загромождена автотранспортом – теми самыми мнущимися от ударов «консервными банками», какими в начале века являлись все автомобили, пока их обшивку не стали делать из высокопрочных, не подверженных деформации полимеров. На той стороне реки автомобильный поток плавно двигался по набережной, но на этом берегу движение было застопорено. Причина пробки находилась совсем неподалеку. Улица была перегорожена полицейскими патрулями и стоящим поперек дороги угловатым инкассаторским фургоном с вырванной задней дверью. Пронзительный вой сирен, гудки клаксонов и взволнованные крики уничтожили без остатка ту тишину, что еще совсем недавно царила над М-эфирным Чикаго.
Оказавшись в окружении плотной толпы, Доминик впал в замешательство, но креатор вновь пришел ему на помощь, дав своевременную рекомендацию:
– Не беспокойтесь, эти люди нас не замечают и не слышат, хотя мы – никакие не призраки. Я и вы – абсолютно такие же, как все, и при желании можем обратить на себя внимание. Правда, для этого нам надо проявить некоторую инициативу. – Платт легонько хлопнул по спине прошедшего мимо него пожилого мужчину, и тот обернулся. После чего недоуменно огляделся, пожал плечами и зашагал дальше. – Но если стоять на месте или неторопливо идти, ни один движущийся объект в этом мире в вас не врежется. Даже летящая пуля или несущийся навстречу автомобиль, если у того будет хотя бы немного места для маневра. Я нарочно перепрограммировал Терра Олимпия таким образом, чтобы вы не отвлекались на раздражители и могли полностью сосредоточиться на воспоминаниях… Кстати, каковы ваши ощущения от первого сеанса активной мнемореставрации?
– Нормально. А ваши? – полюбопытствовал в ответ Аглиотти, глядя, однако, не на причину массового ажиотажа – ограбленный средь бела дня броневик, – а на стоящих поблизости подростков, оживленно обсуждающих уличное происшествие.
– Неплохой дебют, – похвалил подопытного Морган. – В целом мне нравится. В этом деле – главное начать, а потом реставрация отдельных фрагментов прошлого подстегнет процесс воспоминаний. Уверен, скоро вы припомните даже те детали, какие, как вы раньше полагали, были вами основательно забыты. Принцип снежной лавины: чтобы сдвинуть с места гору, порой достаточно просто щелкнуть пальцами… Ага, смотрю, вы повстречали старых знакомых!