Угол падения
Шрифт:
Тремито запнулся, ощутив неловкость перед собеседником. Нечто подобное произошло с ним в тот день, когда после пережитого на себя покушения он очнулся на вилле дона Сальвини, узнал, что Серджио и Долорес погибли, и выслушал рассказ старушки-сиделки о том, как она сберегла для него его будущий талисман, который врачи пытались отобрать у бессознательного больного. Аглиотти так и не поблагодарил ту женщину за ее чуткий поступок. Тогда он едва ли не впервые в жизни почувствовал себя обязанным абсолютно незнакомому человеку, и это непривычное чувство вызвало у сицилийца глухое раздражение, ибо он страсть как ненавидел быть обязанным посторонним людям. Аналогичное раздражение
– Сделайте так, как я прошу, мистер Платт, и клянусь, вы получите от меня воистину королевский подарок, – добавил Доминик после непродолжительной паузы. – Такой подарок, за который любой из тележурналистов или газетчиков будет готов, не задумываясь, продать душу Дьяволу.
– А именно? – попросил уточнения креатор.
– Обещаю передать вам в распоряжение всю память Мичиганского Флибустьера. Всю без остатка. И те воспоминания, какие вас интересуют, и те, о каких вы даже не подозреваете. Вы получите шанс увидеть воочию такие мерзости, какие, если их обнародовать, неделями не будут сходить с первых полос газет.
– И все это богатство я получу только в обмен на то, что вы от меня просите? – переспросил Морган.
– Да, – без колебаний подтвердил Доминик, глядя на жену, ведущую сына за руку по кромке прибоя. Ленивые теплые волны лизали ноги Долорес и Серджио, что повергало последнего в несказанный восторг. – Только за это, и ничего больше.
– Что ж, я понял вас, синьор Аглиотти, – кивнул Платт, а затем поднялся со скамьи, сделал в задумчивости несколько шагов в сторону моря, после чего решительно обернулся и, опершись на трость, продолжил: – Предложенная вами сделка мне нравится, и я в силах выполнить ваши условия. Все, кроме последнего, уж извините. Видите ли, М-эфирный квадрат с бесконечным временным циклом, который я создам по вашему заказу, будет основан не на фантазиях, а на воспоминаниях, а эти ментальные субстанции, как я вам уже говорил, обладают немного отличной структурой. У последних она более целостна и не позволяет подключаться к ним, как к обычным квадратам, в режиме активного пользователя. Иными словами, вам будет позволено лишь наблюдать за женой и сыном, как сейчас, и не более. С фантазиями все было бы гораздо проще – их структура пластична и легко подвергается преобразованиям. Единственное, что Терра Олимпия может безболезненно внести в ваши воспоминания, это статистов, в чем вы имели возможность убедиться на примере мнемореставрации Чикаго вашего детства. Статистами я могу заполнить этот пляж так, что здесь яблоку будет негде упасть, а вот позволить вам поиграть с сыном, увы, бессилен. Поэтому решайте сами, устраивает ли вас роль обычного наблюдателя или мы забываем об этом разговоре и возвращаемся к тому, с чего начали, – к фрагментарному экскурсу в ваше бурное прошлое.
Доминик ответил не сразу. Примерно минуту он просидел в полном молчании, не сводя глаз с прогуливающихся у воды Долорес и Серджио (креатор при этом деликатно отступил в сторонку, дабы не заслонять собеседнику обзор). Затем решительно встал с лавочки, скрестил руки на груди и, продолжая глядеть в сторону моря, заявил:
– Кажется, я знаю способ, как мне снова встретиться со своим сыном.
– Да неужели? – удивленно изогнул бровь Платт. – И что это за такая удивительная технология, о которой мне почему-то неизвестно?
– Танатоскопия, – пояснил Тремито. – Если вы работали на «Терру», значит, наверняка слышали о ней. Ее изобретатель – профессор Элиот Эберт. Уж его-то вы точно обязаны помнить.
– Хм… А ведь вы правы, черт
– Безусловно. Иначе стал бы я вообще заикаться на сей счет?
– Кто знает, кто знает… Но если вы и в самом деле принесете мне ваше танатоскопированное загрузочное досье, я обещаю, что поселю вас в ваших воспоминаниях и отведу под них самую почетную полку в своем архиве. Однако меня берут сомнения, знакома ли вам технология проведения танатоскопии, так сказать, от альфы до омеги. Для этого, как я понимаю, недостаточно просто взять и отправить в М-эфир импульс своего умирающего мозга.
– Я думал, что вы мне в этом тоже поможете, – признался Доминик, – или хотя бы проконсультируете, что и в каком порядке надо делать.
– Увы, синьор Аглиотти, но Эберт никогда не посвящал меня в тонкости своих антигуманных опытов, – развел руками креатор. – Единственное, что я могу подсказать, это то, что вам придется заниматься танатоскопией не здесь, а в Менталиберте. В противном случае мы можете навечно застрять в транзит-шлюзе, который не приспособлен для передачи ментальных импульсов при подобных нестандартных операциях. Впрочем, как мне стало недавно известно, у вас в команде есть человек, прошедший когда-то через руки профессора Эберта и получивший постоянный вид на жительство в Менталиберте.
– Вы правы, мистер Платт, – подтвердил Тремито, – Такой человек у меня и правда есть. Однако, перефразируя вашего любимого диктатора, скажу, что вместе с этим человеком у меня есть и куча проблем… Ладно, не будем о них – в конце концов, это не ваша забота… Но раз уж вы упомянули про Менталиберт, значит, вам хочешь – не хочешь, а придется меня туда отпустить. И желательно прямо сейчас. Если, конечно, вы заинтересованы, чтобы я поскорее управился со всеми проблемами и вернулся к вам для выполнения своей части договора.
– Хорошо, вы свободны. Можете уходить.
– Э-э-э… Что, вот так запросто? – усомнился Доминик. – А если я все-таки вас обманул и, сбежав, больше никогда сюда не вернусь?
– Синьор Аглиотти! – Морган состроил кислую мину и сокрушенно покачал головой. – Видит Бог, мне не хочется этого говорить, а тем паче делать, потому что, находись мы с вами в реальности, вы прикончили бы меня за такие слова на месте… Но как еще быть, если заключаешь договор с преступником? В общем, заранее приношу свои извинения, но если вы все же вздумаете меня обмануть, значит, мне придется снова убить ваших жену и сына. А ведь вам этого очень не хочется, разве не так?
На скулах у Тремито заиграли желваки, кулаки сжались, но, к своему удивлению, он обуздал ярость, вызванную дерзким ультиматумом Платта.
– Возможно, когда-нибудь я вас и убил бы, – процедил Мичиганский Флибустьер, скрипнув зубами. – Если бы, конечно, добрался до той глубокой норы, в которую вы зарылись… Но сегодня я вас прощаю. Потому что вы – бог, а я уже давно не злюсь на богов, так как понял, из какого теста все вы слеплены. Из такого же, как и мы – преступники и убийцы. Ведь будь Всевышний действительно справедлив, он бы давным-давно меня покарал…