Уголек в пепле
Шрифт:
– Нет! – зарычал я. – Элен, не делай этого!
Она повернулась ко мне, и ее взгляд точно нож полоснул меня. «Ты это выбрал, Элиас, – сказали ее глаза. – Ты выбрал ее».
– Завтра, после казни Витуриуса, мы коронуем Предреченного. – сказал Каин и посмотрел на Змея. – Империя твоя, Маркус.
Маркус, улыбаясь, кинул взгляд через плечо, и я внезапно узнал это выражение, которое видел сотни раз. Так он смотрел на своего брата, когда оскорблял недруга, выигрывал бой или еще каким-нибудь образом хотел позлорадствовать. Но тотчас его улыбка увяла. Потому что здесь не было Зака. Лицо Маркуса
– Твоя присяга, Аквилла, – сказал он плоско. – Я жду.
– Каин, – крикнул я. – Он не подходит. Ты же знаешь это. Он безумен. Он разрушит Империю.
Никто меня не слушал. Ни Каин. Ни Элен. Ни даже Маркус.
Когда Элен заговорила, она выглядела так, как и должна выглядеть маска: спокойной, собранной, бесстрастной.
– Я присягаю на верность Маркусу Антонию Фаррару, – произнесла она. – Предреченному Императору, Главнокомандующему Армией, Непобедимому Владыке Государства. Я буду его Кровавым Сорокопутом, его правой рукой, мечом, вершащим казнь по его воле. До самой смерти. Клянусь.
Затем она склонила голову и протянула Змею свой меч.
Часть III
Тело и душа
45: Лайя
– Если хочешь жить, девочка, делай вид, что ты мертва.
Среди шума толпы, внезапно разорвавшего тишину, я едва расслышала сдавленный шепот Пророчицы. Я замолчала, ошеломленная: та, кого меченосцы чтят как святую, по какой-то причине хотела меня спасти. Под тяжестью ее веса я повалилась на помост, и в этот миг Маркус вонзил кинжал женщине в бок. Кровь заструилась по платформе, я вздрогнула, с ужасом вспомнив, как в такой же луже крови умирала Нэн.
– Не двигайся, – велела Пророчица. – Что бы ни происходило.
Я последовала ее совету и не шевелилась, даже когда Элиас выкрикнул мое имя и попытался стащить ее с меня. Даже когда гонец сообщил об убийстве Императора, а Элиаса приговорили к смерти и заковали в цепи. Все это время я оставалась неподвижной. Но когда Каин объявил о коронации, я сдержала вздох. После коронации всех заключенных-смертников казнят. Это значило, что если Ополчение не вызволит его из тюрьмы, Дарин умрет уже завтра. Или же нет?
Мэйзен уверял, что Дарин в камере смертников в Беккаре, а Элиас сказал, что в Беккаре нет таких камер.
От разочарования хотелось кричать. Мне необходимо все прояснить. Мэйзен – единственный, кто мог мне в этом помочь, и для этого мне надо было выбраться отсюда. Но я не могла просто встать и уйти. Все думали, что я мертва. И даже если бы я могла уйти, Элиас только что пожертвовал жизнью ради меня. Я не могла бросить его. Я лежала, не зная, что делать, но Пророчица решила за меня.
– Двинешься сейчас, и ты мертва, – предупредила она, поднимаясь с меня.
Пока все увлеченно следили за происходящим, она подняла меня и понесла к воротам амфитеатра.
Мертва. Мертва. Я практически слышала голос женщины в своей голове. Притворяйся, что ты мертва. Ноги и руки болтались, голова качалась. Я держала глаза закрытыми, но когда Пророчица запнулась
Пророчица выпрямилась. Еще двое шли рядом с ней, как старшие братья, которые с обеих сторон поддерживают свою сестру и охраняют ее от грубой толпы. Кровь женщины пропитала мою одежду, став невидимой на черном шелке. Она потеряла так много крови, что я не понимала, как у нее вообще хватало сил идти.
– Пророки не могут умереть, – сказала она, стиснув зубы. – Но кровью истекать мы можем.
Мы вышли за ворота амфитеатра, и, оказавшись в нише, женщина поставила меня на ноги. Я ждала, что она пояснит, почему подставила под кинжал себя, хоть тот предназначался мне, но она пошатнулась, и собратья подхватили ее. Я оглянулась на амфитеатр, где на коленях стоял Элиас, закованный в цепи. Разум твердил, что я не в силах ничем ему помочь, а если и попытаюсь, то умру. Но я не могла заставить себя уйти.
– Ты не ранена, – Каин незаметно покинул переполненный амфитеатр. – Хорошо. Следуй за мной. – Он перехватил мой взгляд, брошенный на Элиаса, и покачал головой. – Сейчас ты не сможешь ему помочь, – сказал Каин. – Он сам выбрал свою судьбу.
– Разве это его судьба? – взывала я к Каину. – Элиас отказался убить меня, и теперь умрет за это? Вы собираетесь наказать его за милосердие?
– У Испытаний есть правила, – ответил Каин. – Претендент Витуриус их нарушил.
– Ваши правила неоднозначны. Элиас не единственный, кто нарушил приказ. Маркус должен был убить меня, но он этого не сделал. Но вы все же провозгласили его Императором.
– Он думает, что убил тебя, – возразил Каин. – И упивается этим. Вот что важно. Пойдем, ты должна уйти из школы. Если Комендант узнает, что ты жива, она убьет тебя.
Я сказала себе, что Пророк прав, что я не могу спасти Элиаса. Но на душе стало скверно. Я уже так поступала раньше. Я бросила Дарина и жалела потом об этом каждый миг.
– Если ты не пойдешь со мной, твой брат умрет, – Пророк почувствовал мои терзания. – Ты же этого не хочешь?
Он направился к воротам, и, еще немного поколебавшись, я отбросила мучительные раздумья, отвернулась от Витуриуса и пошла за ним.
«Элиас находчив, возможно, он все же найдет способ избежать смерти. Но я – нет, Лайя, – слышала я голос Дарина. – Если ты мне не поможешь».
Легионеры, охранявшие ворота Блэклифа, казалось, не видели нас, когда мы покинули территорию школы. Я даже подумала, не окутал ли их Каин своими чарами. Почему он мне помогал? Что он хотел взамен? Если он и знал о моих подозрениях, то никак этого не показывал.
Он уводил меня через Квартал патрициев, затем вглубь города, по душным улицам Серры. Его маршрут выглядел настолько запутанным, что поначалу думалось, будто мы идем просто так, без определенного направления. Никто не останавливал на нас взгляд, никто не говорил о смерти Императора или коронации Маркуса. Новости еще не просочились в город.